Именем человечества

– Перед отъездом в Вормалей Саакян уговорил Максима и Дмитрия Андреевича спрятать ампулу к нему в сейф, а потом, когда мы уже по приезде сюда позвонили ему, заявил, что не имеет права возвращать ее в частные руки. И вот... Главное – что теперь будет с Вовой! – Таня глотнула слезы и поспешно отвернулась к окну.

– Ну, это я так не оставлю! – Зорин схватил трубку, полистал записную книжку:

– Примите заказ. Срочный. Да, да, самый срочный! Институт ответил через несколько минут. Зорир. кивнул

Тане, она приблизила ухо к трубке. Он нервно кашлянул:

– Зорина Дмитрия Андреевича, пожалуйста. Дмитрий? Это я. Слушай, как получилось, что ампула Татьяны Аркадьевны оказалась в руках Саакяна? Почему он до сих пор не возвратил ее? Ты же знаешь, что для сына Татьяны Аркадьевны...

– Знаю. Я говорил ему. Он ссылается на какое-то законодательство и теперь, как директор института...

– Как бы мне соединиться с ним?

– Сейчас позвоню на коммутатор. Не вешай трубку. С минуту до них доносились лишь глухие шорохи. Наконец раздался знакомый самоуверенный баритон.

– Директор института слушает.

– Товарищ Саакян? Рубен Саакович, это Зорин из Кисловодска. Я звоню по очень важному делу. У вас случайно осталась ампула с радиоактивным препаратом врача Тропининой. Он был передан ей в свое время для поддержания здоровья ее сына и сейчас...

– Вы имеете в виду ампулу с нептунием? – перебил Саакян.

– Да, этот препарат срочно необходим здесь.

– Согласно имеющимся у меня инструкциям, радиоактивные элементы не могут находиться в руках частных лиц. Я не имею права передать вам или кому-либо другому ампулу с нептунием.

– Но это лечебный препарат.

– Вы можете представить утвержденную Минздравом методику лечения нептунием?

– Рубен Саакович, прошу вас, не будем формалиста ми. Я уже сказал: нептуний был передан Тропининой специально для лечения ее сына от редкой, единственной в своем роде болезни. Никакой официальной инструкции у нас нет. Но поскольку жизнь ребенка в опасности...

– Ничем не могу вам помочь. Нептуний не лечебный препарат. Институт не может передать его в частные руки.

– Да поймите, речь идет о жизни ребенка!

– Используйте для лечения другие лекарства.

– Никаких других лекарств против этой болезни нет. Оставшаяся у вас ампула – единственное средство...

– Простите, больше мне нечего вам сказать, – перебил Саакян и повесил трубку.

Зорин устало откинулся в кресле, больно закусил губу. Пальцы его, все еще лежавшие на телефоне, заметно вздрагивали.

Таня положила ладошку ему на руку:

– Не надо, Андрей Николаевич, не принимайте все близко к сердцу. Я чувствовала, что так будет. Этот Саакян – страшный человек. Мне уже доводилось с ним сталкиваться. С нептунием придется пока проститься. Вот разве когда построим генератор... Тогда, может быть...

– Ну нет, найдется управа и на такого троглодита! И мой совет: забирайте свою установку и, не теряя времени, на этой же неделе... Нет, завтра, прямо завтра летите в Москву, к президенту Академии наук.

– К президенту Академии наук?!

– Да-да! Только к самому президенту. И расскажите ему все. Включая ваши идеи, ваш контакт с представителями внеземной цивилизации, ваши успехи и неудачи в работе с установкой. И эту беспрецедентную историю с нептунием, конечно. Он поймет вас. Другие могут не понять.

– Спасибо, Андрей Николаевич. Вы правы. Это, наверное, единственно приемлемый вариант. Сегодня вечером мы все окончательно обдумаем и...

– Не вечером, а сейчас. Сию минуту! Слышите? Прямо сейчас ступайте посоветуйтесь с Максимом и готовьтесь я отъезду. Вову оставьте у меня, мы с ним старые друзья. О билетах я позабочусь. И, разумеется, никому ни слова об отъезде.

– Я понимаю, но...

– Никаких «но»! Теперь дорог каждый час. Идите, Таня! И ни о чем не беспокойтесь, ваш отпуск я оформлю. Максим, наверное, уже в лаборатории?

– Нет, ему нездоровится, он дома.

– Да, вы же сказали... Какое несчастье! Может, я смогу чем-нибудь помочь?

– Спасибо, я справлюсь сама. Сегодня это всего лишь обычная реакция после сильного переутомления. Пусть полежит до вечера. А завтра, я думаю, мы сможем все-таки выехать.

– Нет, Таня, тогда не стоит спешить. Здоровье Максима – прежде всего. Не будем беспокоить его дня два-три. Только вот ваша лаборатория... Там. значит, никого?

– Я запираю ее на два замка.

– На два замка! Таня, Таня, ничему-то вы не научились! Едем скорее!

– А что, вы думаете...

– До сих пор вам просто везло, что туда не наведался кто-нибудь из наших знакомых по Вормалею.

– Прежде мы ни на час не оставляли лабораторию без присмотра. Только в самые последние дни, когда Максиму стало совсем плохо. И потом, я же сказала, блок преобразования нейтрино...

– Ну да, блок будет уничтожен. А с ним, возможно, и вся установка, все ваши записи, расчеты. Но сейчас это самое страшное – с чем вы явитесь к президенту? Едем, Таня!

3