Именем королевы

Кровь застыла в жилах от ее слов. И так же внезапно на него рухнул весь мир. Он снова перестал принадлежать только самому себе, снова потерял свободу. Ему снова приходилось собирать волю в кулак. Ему надо было только напомнить себе, и он вспомнил все и сразу, вспомнил, почему у него нет права быть вместе с Пиппой и вместе с ней радоваться ее радостям.

Айдан отодвинулся от девушки и встал.

– Ты ошибаешься, – сказал он, устало запустив руку в копну своих волос. – Мы оба потеряли честь.

Она всю ночь не сомкнула глаз, изо всех сил стараясь умереть от разбитого сердца. Не получилось. По всей видимости, так умирали только герои в любовных балладах.

Когда она вспоминала, как он обнимал ее и шептал ей на ухо нежные слова, когда она вспоминала его поцелуи и сокровенные ласки, она начинала рыдать, но не умирала.

Она достала свою брошь и ощутила пальцами теплое золото, как делала когда-то, когда надеялась отыскать семью. Какая же она была глупая, если надеялась, что сумеет это сделать. Даже собственная мать отказалась от нее. Почему же Айдан должен был поступить иначе? И с чего бы ей уверовать, будто предводитель ирландцев может влюбиться в уличную девчонку?

Ближе к утру она пришла к выводу, что ей придется выжить. Как всегда. Вопрос состоял только в том, что ей теперь делать.

Пиппа встала с кровати и перешагнула через одежду, сваленную в кучу на полу. После того, что Айдан… Собственно, что сделал Айдан? Подарил ей любовь? Нет. Любви не было. Он держал себя в руках, он оказался хладнокровным. Он отказал ей в главном – в своем сердце. А она нуждалась в этом больше всего.

Лишь на короткое мгновение приоткрыл он ей свое сердце. Но прежде чем она успела занять там свое место, он закрыл задвижку и прогнал ее прочь.

– Будь прокляты твои темные глаза, Айдан О'Донахью, – прошептала она, влезая в нижнюю и прочие юбки. Она с усилием натянула корсаж, решительно зашнуровала его спереди, затем подошла к тазику и ополоснула лицо холодной водой.

На конюшенном дворе она отыскала Яго. Лицезрение темнокожего метиса, тренирующего лошадь, стало бальзамом для ее душевных ран. Он давно превратился в самое редкое из сокровищ, настоящего друга.

Яго резко потянул повод, на котором выгуливал лошадь, чтобы остановить ее.

– Что с тобою? – спросил он. – Ты ужасно выглядишь.

– Спасибо, – усмехнулась Пиппа. – Вы так добры, что напомнили мне об этом.

Он направил лошадь под дамским седлом к каменной стене и привязал ее.

– Прошлую ночь ты провела с Айданом.

– Да, – призналась она. – Но он… он ушел. Кобыла забеспокоилась и бочком двинулась к нему.

Он успокаивающе погладил ее по шее.

– Так я и знал. Я ведь боялся… – Его неожиданно заинтересовал прикус кобылы.

– Чего? – Она уперлась локтями в грубую стену и сердито взглянула на него. – Что вы знали и чего боялись?

Яго тянул время, рассматривая прикус. Затем неторопливо перевел безмятежный взгляд на девушку:

– Что совесть Айдана и его чувство долга возьмут верх. Что он устоит против призыва собственного сердца.

– Не поняла.

– Не мне объяснять подобные вещи. Очень скоро мы все покинем эти места и вернемся в Ирландию. И все, что происходит сейчас, не будет иметь никакого значения.

Где-то в глубине души Пиппа всегда знала, что Айдан О'Донахью никогда не останется здесь, в Лондоне, среди заваленных соломой и мусором улиц и облаков дыма, смешанных с запахом текущих нечистот. Он не стал частью этого мира. Она видела его только среди родной ему природы Ирландии, дикой, как сам О'Донахью Map.

Лошадь нагнула голову и ударила по земле копытом.

– За годы своих странствий я выучила одно важное правило, – сказала она Яго удивительно спокойным голосом.

– Что же это за правило, крошка?

– Уходить надо первой. Поэтому я не из тех, кого покидают.

Яго нежно взял Пиппу за руку:

– Не самый плохой план.

– Я ждала, что вы начнете меня отговаривать. – Она одарила его робкой улыбкой.

– Это только отодвинуло бы на время неизбежное.

– Я тоже так думаю. – Ее дыхание участилось, и она похлопала его по руке. – Но теперь встает вопрос, куда мне податься.

– Малышка, я уж думал, ты никогда не спросишь об этом. – Улыбка его засияла, словно серебро в лунном свете.