Петька оглянулся — справа от него, также прикованный ржавой цепью за ногу к стене, сидел сам комдив Василий Иванович, одетый в одни только пожмаканные кальсоны и майку с полувымороченной надписью — «Нет в жизни щастья!», и смотрел на него, как стервятник-падальщик и любитель свежей печени. Слева от Петьки стоял старый, полусгнивший гроб, в котором, кряхтя, ворочался связанный по рукам и ногам подпрапорщик Дуля с чьей-то портянкой вместо кляпа во рту.
— Где мы? — удивленно спросил Петька. — Что вообще происходит?!
— Где, где… — огрызнулся Василий Иванович. — Явно не в теплой рифме!.. В плену мы… У этого засранца и сатаниста Хеорася Гапондяева… Похоже, он нас в жертву принести задумал… Ирод!.. Контра!..
И Василий Иванович вновь зашелся своими весьма затейливыми и многоэтажными экспрессивными идиомами, столь знаменитыми в кавполку, но абсолютно неизвестными словарю Гдаля.
Угрожающе скрипнула входная железная дверь, и в подвал вошёл совершенно чёрный человек в чёрном одеянии с огромным топором наперевес, которым обычно пользуются профессиональные мясники. Он посмотрел на несчастных приумолкнувших пленников и сладкоречиво изрёк:
— Ленин воскресе!
— Ах, ты ж паскуда! — закричал Петька, признав по голосу в черном человеке сослуживца по кавполку старшего ефрейтора Петрило Клизмука, лицо и руки которого были измазаны наичернейшей сажей разведенной на жиру.
— Несознательный ты человек, — ответил преспокойно Клизмук и поставил в угол свой топор, — не верующий ни в Ленина, ни в коммунизм.
— Это кто здесь не верящий? — вскипел Петька.
— Вот вы и есть неверующие! — не унимался Петрило.
— Да я за Ленина и коммунизм готов, не задумываясь, отдать жизнь!
— Я тебя за язык не тянул, — оскалился старший ефрейтор.
— Кто это? — встрял в перепалку Василий Иванович.
— Это ж старший ефрейтор Петрило Клизмук, Василий Иванович, свинарь из хозвзода! Не признали, что ль?..
— И что хочет этот Петрило? — спросил сурово Василий Иванович.
— Изнасиловать он нас хочет! — почуяв неладное, принял участие в не светской беседе подпрапорщик Дуля, который к тому времени разжевал и раскусил портянку, выплюнув одну половину оной и проглотив другую.
— Да!? — сильно удивился Василий Иванович и, подумав, добавил: — Вот он!..
— Кто он? — спросил Петька.
— Вот он, — продолжил свою мыслю Василий Иванович, — звериный оскал гомосоциалистической контрреволюции!
— Хорош зудеть, ироды! — вдруг раздался новый голос. В подвальную камеру вошел полковой художник-арьергардист Борис Оглоблин. — Ну, соколики, кто из вас готов добровольно отдать жизнь за революцию и бога революции, прогрессивного человечества и всей необъятной Вселенной?
Оглоблин с усмешкой посмотрел на пленников, покачивая в руке сантехническим вантузом, от которого весьма дурно пахло.
— Иди ты в анус макаки, — отозвался подпрапорщик Дуля.
— Вот и нарисовался первый оппортунист, — со скрипом засмеялся Оглоблин и с размаха опустил вантуз на дулино лицо.
Василий Иванович хотел еще что-то сказать — что-то типа военной поговорки, что лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора — но, получив обухом топора по голове, обмяк и свалился в беспамятстве на холодный, каменный и покрытый мерзкой слизью пол.
***
Рано утром комиссар Рманов получил пиктограмму из Генштаба, из которой явствовало, что в часть едет белорусский партизан товарищ Геннасе Даков, оставивший весьма прибыльное дело по олимпийской подготовке выездковых лошадей в непризнанной Лигой Наций Советской Республике Ратомака. В годы Гражданской войны Геннасе Даков был отважным командиром красного партизанского отряда и вместе с войсками Василия Ивановича воевал против войск генерала от инфантерии Коли Чакова, против отрядов генерала Йудовича и орд атамана Вздутого, против свободной армии батьки Сохно, против банды Хеорася Гапондяева и иных кровожадных врагов молодой Советской Республики. Потому и поспешил Геннасе Даков на помощь, едва услышав о пропаже своего лепшего кореша. Комиссар встретил гостя, как и положено — самогоном и закуской. Но Геннасе, не будучи большим любителем застолий, так горел желанием приступить немедленно к поискам своего друга, что Рманов поручил ему и сержанту Чорниму найти в округе старое здание, которое могло бы быть логовом провокатора Хеорася Гапондяева.
***
Агент Киминтерна 021 (позывной Косое Очко) товарися Чио Чаво Саня слез с пихты, на которой он оборудовал тайный наблюдательный пункт, и исчез в темноте. Через некоторое время он появился перед дверью вагончика Анки и постучал в дверь условным сигналом. Дверь неслышно отворилась, и Чаво Саня исчез за ней.
— Здравствуйте, товарися Чаво Саня! — раздался в темноте приглушенный голос комиссара Ф. У. Рманова, и над столом, застеленным военной топографической картой, вспыхнула тусклая керосиновая лампа, едва освещая лица присутствовавших в анкином вагончике людей.