Именинница

Н. А. Лейкинъ ИМЕНИННИЦА

I

Старая княгиня Любовь Никитишна Ядринская была именинница и только что вернулась отъ поздней обдни изъ приходской церкви. Ее привела старуха Еликанида, бывшая ея крпостная, а нын кухарка и компаньонка, сухая и бодрая еще женщина лтъ шестидесяти слишкомъ. Сама княгиня, маленькая, сморщенная старушка, была въ бломъ кашемировомъ плать, сильно пожелтвшемъ отъ времени, въ старинномъ креповомъ, вышитомъ шелками, бломъ платк съ необычайно длинной бахрамой и въ чепц-наколк съ блыми лентами. Отъ обдни явилась она съ просфорой и тотчасъ-же потребовала себ чаю. Еликанида загремла въ кухн самоваромъ и стала перекликаться съ барыней разговоромъ. Квартирка была маленькая, всего изъ двухъ комнатъ съ кухней. Княгиня сидла въ столовой, она-же и гостиная, находившейся рядомъ съ кухней. Въ отворенныя двери кухни отлично были слышны слова Еликаниды, но княгиня была изрядно глуховата и то и дло переспрашивала, что Еликанида говоритъ.

— Ты говори громче! Что у тебя словно каша во рту! — кричала ей княгиня.

— Я говорю, матушка, ваше сіятельство, прідетъ-ли ужъ кто сегодня поздравить-то? Вдь ужъ графъ Василій-то Иванычъ померши, — повторила Еликанида.

— А генералъ Аглашовъ? Онъ долженъ пріхать. Каждый годъ прізжаетъ, — отвчала княгиня.

— Да живъ-ли онъ, княгинюшка-матушка?

— Что?

— Я говорю, не умеръ-ли ужъ генералъ-то?

— Ну, вотъ… Я ужъ слышала-бы. Ты вотъ что… Ты за сколько шаль-то мою турецкую продала?

— А за восемнадцать рублей, матушка-княгинюшка. Я вдь сказывала вамъ.

— За сколько?

— За восемнадцать! — закричала Еликанида. — Я вдь сказывала вамъ, ваше сіятельство.

— Ну, забыла я, забыла. Какая хорошая шаль-то была. Мн ее покойникъ изъ Константинополя…

— Никто, матушка-княгинюшка, больше не давалъ. Вс говорили, что не въ мод нынче шали, что никто ихъ не носитъ.

— Какой вздоръ! Дорогая турецкая шаль.

— Да вдь вотъ вы сами, ваше сіятельство, тоже не носили.

— Что ты говоришь?

— Да вдь и вы, я говорю, тоже не носили эту шаль.

— Я? Я дло другое… Но теперь шали мщанки носятъ, купчихи.

— И т не носятъ. А купчихи еще больше по послдней мод одваются, чмъ кто-либо другой. Смотрите, купчихи-то какъ одваются!

— Что? Говори громче. Что ты говоришь?

Еликаинд надоло повторять каждую фразу и она отвчала:

— Да ничего не говорю.

— Слышишь, у тебя мимо-ли отъ восемнадцати-то рублей осталось? — крикнула ей княгиня.

— Больше десяти рублей еще осталось, ваше сіятельство.

— Сколько?

— Красненькая бумажка еще есть.

— Ну, такъ ты вотъ что… Ты ступай въ кондитерскую… Или нтъ, не уходи. Сама уйдешь, такъ дверей отворить будетъ некому… А ты пошли дворника. Пусть онъ сходитъ въ кондитерскую… Да ты слышишь?

— Слышу, слышу, матушка-княгинюшка.

— Поди сюда!

Еликанида вошла въ комнату.

— Пошли ты дворника въ кондитерскую…

— Да ужъ слышала, слышала,

— И вели ему купить полфунта шоколаду хорошаго. Полфунта шоколада и полфунта бисквитъ. Генералъ Аглашовъ шоколадъ любить и мы его шоколадомъ угостимъ. Ты сварить-то умешь шоколадъ?

— Ну, вотъ еще! Всегда варила, а тутъ разучилась. Отлично сварю.

— Постой, постой… Куда ты бжишь? Вдь еще не все. Да пусть дворникъ полбутылки мадеры купитъ. Только чтобъ хорошая мадера была. Старый графъ Логинъ Карлычъ Оксштирнъ можетъ пріхать поздравить, а онъ мадеру всегда съ удовольствіемъ…

— Не прідетъ. Откуда-же ему пріхать?

— Что ты говоришь?

— Говорю, что не прідетъ, ваше сіятельство. Вдь сами-же вы разсказывали, что онъ много долговъ надлалъ здсь по ресторанамъ, сынъ его заплатилъ за него и навсегда увезъ его къ себ въ деревню.

— Да, да… Такъ… Это мн въ Пасху въ церкви Удловъ у заутрени Марья Петровна Колтовская разсказывала… Дйствительно сытъ увезъ старика изъ Петербурга, — припомнила княгиня.

— Ну, вотъ видите. Такъ мадеры-то ужъ не покупать? — спрашивала Еликанида.

— Все равно купи. По моему, старику графу въ деревн не усидть и онъ наврное давно ужъ сбжалъ оттуда, — отвчала княгиня. — А если онъ въ Петербург, онъ ужъ вспомнитъ меня, старуху, онъ не преминетъ поздравить. Вдь другъ юности. Помнишь, Еликанида?

— Еще-бы не помнить, княгинюшка. Такъ шоколаду, бисквитъ и мадеры?

— Да, да… Не графъ, такъ генералъ рюмку выпьетъ. Генералъ тоже мадеру любитъ. Да грушъ, грушъ, пустъ дворникъ пятокъ возьметъ! Только хорошихъ. Ольховская Екатерина Петровна ужъ наврное прідетъ. Подруга вдь… вмст въ институт….

— Параличемъ вдь разбита, — замтила Еликанида.

— Что ты говоришь! — удивилась княгиня.

— Да, какъ-же… Сами-же вы разсказывали.

— Не можетъ быть. Въ прошломъ году въ Екатерининъ день я у ней была, поздравляла. Ты-же меня туда и возила.

— Да помню, помню… А только съ прошлаго года, съ Екатеринина-то дня сколько воды утекло! А я помню, вы разсказывали мн, что у ней параличъ. Кажется, вотъ генералъ-то вамъ и сообщилъ о паралич.

Княгиня отрицательно покачала головой.

— Не помню, — сказала она. — А ты все-таки грушъ-то пятокъ купить вели дворнику. А потомъ, когда онъ все это принесетъ, дай ему четвертакъ на чай.

Еликанида стояла и переминалась передъ княгиней съ ноги на ногу.

— Что ты говоришь? А? — спросила ее княгиня, смотря ей въ лицо.