Имя души

К нему подводила каменная заросшая дорожка, которую мы смогли увидеть только у самого крыльца, а вход внутрь находился на высоте, в нескольких ступеньках. Внутри, не побоюсь этого слова, древнего строения звук наших шагов отражался от стен, украшенных фресками. Каждая сторона из шести хранила отдельное событие.

На одной из них художник изобразил ялов за их Стеной, тогда ещё не укреплённой сплетёнными древесными стволами и чашами-факелами. Каждый такой тёмный силуэт на парапете держал в руках лук и целился в сторону смотрящего. Земля на переднем плане, покрытая густой травой, оказалась усыпана стрелами, а кое-где я даже увидел серые в потёмках канохские тела. Ошибки быть не может — их телосложение я бы не перепутал, да и примеры поблизости.

— Это непокорённый ялийский народ, — сказал Алат, подойдя ближе и увидев моё задумчивое лицо. — Их Стену нам ещё ни разу не удавалось пройти.

— Надеюсь, и не придётся. Вас не так, чтобы много.

— Когда-то мы верили, что способны весь мир захватить.

Сразу за этой я глянул на следующую картину во всю стену. Пейзаж, безусловно, отличался, на нём изобразили часть порушенной стены и единственный уцелевший бастион, возвышающийся над смотрящим. От туда меж зубцов свешивалось небольшое тело. Что послужило причиной смерти марна, я бы точно не сказал, но по стене крепости к моменту запечатления протекло уже несколько красных линий. Ощущения от фрески меня одолели смешанные. С одной стороны потрясающая детализация — каждый камушек видно, и можно разглядывать часами, как ковёр на стене, но сюжет заставлял вспомнить: канохи — вовсе не святые.

— Дайте угадаю, это момент взятия Ралона?

— Правильно. Хотя теперь люди его Норгдусом назвали.

— Горькая картина, — ответил я со вздохом.

— Не такая, как эта. — Алат обратил моё внимание на следующую.

На третьей фреске я увидел пылающие корабли на пристани того самого пока ещё Ралона. Впрочем, от порта под дымом и пылью, скрываясь от соглядатаев и случайных взглядов, отходило несколько не столь пострадавших суден. Над морем собирались тучи, сверкали молнии, дело могло перерасти в шторм. В какой-то момент я даже издалека услышал гром. Дым начал подниматься к небу, по крышам застучали большие капли, в лицо даже ударило ветром, а меж тем сбегающие корабли, удаляясь к горизонту, становились всё меньше и меньше.

Единственное, что ещё могло вернуть меня в реальность — эхо от шагов, которого на улице быть просто не могло. Оно находилось как бы поверх всего того шума, что звучал на пристани, где я оказался. К сожалению, в следующее мгновение уши наполнил звон стальных клинков, крики и стоны раненных, боевые кличи тех, кто ещё мог сражаться. Что-то вроде: «За свободу!», «В изгнание!», а может, мне это всё только казалось? Многих слов я разобрать просто не мог — они звучали, как то, что Паркат произнёс в библиотеке на Втором канохском.

Неожиданно меня тряхнуло, потом ещё раз, и только на четвёртый, уже довольно болезненный тычок в живот, я начал возвращаться в реальность. Чтобы больше не тыкали, сразу же решил сказать, авось через видение пробьётся:

— Достаточно, я возвращаюсь.

Перед глазами спустя, наверное, спокойных ударов двадцать, появились Паркат, снова тянущий ко мне руки, Алат-Гот, смотрящий на меня с недоумением на лице и Летуны, которым, похоже, совершенно на меня плевать. Непроизвольно рука потянулась к голове, и я провёл ей по лицу.

— Простите, такое иногда случается.

— Какое?

— Да как сказать, у меня в разуме картины могут ожить, — пожал я плечами. — Не знаю, показывают они прошлое или это просто бред. Для посторонних вроде не опасно.

— Теперь всё хорошо? — спросил Паркат.

— Да. Пойдёмте наверх, — предложил я, глядя на винтовую лестницу в центре зала. — Не хочу больше никого беспокоить.

В раздумьях я даже не заметил, как преодолел метров восемь вверх. Смотреть на остальные картины вообще никакого желания не возникло, хотя, быть может, потом, в будущем?

Выше нас встретила библиотека, и хотя она бы ни за что не сравнилась с городской, книг здесь, казалось, лежит больше, чем там. Шкафы поставили плотнее, да и выше они, вплоть до потолка, от чего почти у каждого стоит прямая деревянная лестница. К сожалению, для чтения мы нашли лишь один столик рядом с винтовой лестницей.

— Алат, за пять сотен оборотов вы бы прочитали всё это? — Эхо в зале оказалось почти нулевым, у меня от такой тишины даже в ушах зазвенело.

— Боюсь, я был бы другим занят. Читать нам Сферы не позволяли.

— Или Его Величество, — пробубнил я, ковыряясь в пищащем ухе.

Удивительно, но спустя столько оборотов ни дерево, ни бумага не истлели, и всё осталось на своём месте. Не то, что мой шкаф дома. Всего два ряда книг, и ДСП-шка, из которой сделана полка, прогнулась, а через год и вовсе треснула. Как-раз Черненко со своими пятью томами «Дарка» её и погубил.

— Мы можем задержаться? — спросил я, с интересом разглядывая корешок ближайшей книги в ближайшем шкафу.

— Правитель и так пять сотен оборотов ждал, — почти с укоризной сказал мэр. — Но хорошо, только не долго.