Имя этой дружбы – поэтическое братство

Карлинский полагает: если мужчины проводят много времени вместе, то они – любовники. А как быть с такими понятиями, как «неразлучные друзья» или «мужская дружба»? Что ж он, филолог, не читал «Трёх мушкетеров»? И разве он не знает, что поэтам России начала двадцатого века, по преимуществу мужчинам, было свойственно объединяться, создавать кружки? Символисты, акмеисты, имажинисты, футуристы, даже ничевоки – члены каждой из этих групп держались вместе, нередко жили вместе, коммуной, – разве это свидетельствует о чём-либо, кроме их творческого союза?..

Среди молодёжи, бывавшей в её доме в первые послереволюционные годы, Марина Ивановна выделяла четверых студийцев-вахтанговцев: Сонечку Голлидэй и троих друзей: Павлика Антокольского, Юру Завадского и Володю Алексеева. Все четверо стали персонажами её знаменитой «Повести о Сонечке».133 В повесть включены посвящённые им стихи. Вот как начинается поэтическое напутствие Марины Цветаевой моему деду:

Дарю тебе железное кольцо:

Бессонницу – восторг – и безнадежность.

Чтоб не глядел ты девушкам в лицо,

Чтоб позабыл ты даже слово – нежность.

       .......................................................................

Невозможно вообразить эти строки обращенными к гомосексуалисту.

В отношении Антокольского и Завадского Карлинский, конечно, неправ, но он хотя бы иногда старается найти какие-то, пусть и ошибочные, аргументы. Другие же «исследователи», интересующиеся жизнью и творчеством моего деда и друзей его театральной молодости, уж совсем непрофессиональны. Они повторяют ложное утверждение Карлинского, не считая даже нужным его проверить.

Скажем, Ирина Жеребкина, исходя из сообщений в Интернете, фигура влиятельная. Она и директор Харьковского центра гендерных исследований, и директор Института международных летних школ по гендерным исследованиям, и главный редактор журнала «Гендерные исследования», и заведующая лабораторией гендерных исследований Харьковского национального университета, и пр., и пр. При таком статусе естественно ожидать глубины суждений, но увы! Ее книга «Страсть: женское тело и женская сексуальность в России»134 стала предметом откровенных насмешек (cм. статьи Чепурной135 и Ремизовой136). В одноимённой статье, помещённой в Интернете, Жеребкина пишет: «Внешне Завадский напоминал ангела и в то же время находился во внеангелической гомосексуальной связи с Павлом Антокольским, по утверждению Симона Карлинского».137 Оборот «по утверждению» подал было надежду на критическое отношение к источнику, но не тут-то было. С места в карьер Жеребкина, полная доверия к заморскому профессору, продолжает: «И Марина, и Сонечка Голлидэй были влюблены в Завадского: именно потому, что он, вовлечённый в гомосексуальные отношения с Антокольским, не мог ответить любовью на женскую любовь, обе женщины любили его». Это заявление и пародировать не надо: оно уже пародия – на себя же! Но что особенно постыдно: Жеребкина, знающая по личному опыту, как трудна была жизнь при советской власти, черпает свои суждения у человека, который о России знает только понаслышке, и за строчками цветаевских стихов реального фона не видит, потому что большую часть своей жизни провёл и сложился как исследователь в совершенно иной культуре.

Над Жеребкиной посмеиваются и правильно делают, но она по академической традиции хотя бы даёт точную ссылку на книгу и номера тех страниц, откуда пришло к ней знание сие. Другие же просто списывают у Карлинского, не ссылаясь на него. Элейн Файнстейн пишет в книге «Лев в неволе: жизнь Марины Цветаевой»138 об участниках Вахтанговской студии: «Многие из них были равно влюблены друг в друга, а Антокольский имел особенно интенсивную гомосексуальную привязанность» (пер. с англ. мой. – А. Т.); вслед за ней Лили Файлер пишет в своей книге «Марина Цветаева: двойное биение неба и ада»139: «Антокольский познакомил Цветаеву со своим лучшим другом Юрой Завадским, актёром и режиссёром той же самой авангардной студии. Они были любовниками в то время…» (пер. с англ. мой. – А. Т.). И – никаких ссылок.

Тем временем, списывание продолжается, и нелепица расползается по планете. Уже на сайте итальянской Радикальной партии в статье без автора и, конечно же, без ссылок140 перечисляются на равных как «выдающиеся русские гомосексуалы»: Сергей Есенин, Николай Клюев, Михаил Кузмин, Софья Парнок, Юрий Завадский, Павел Антокольский. Комментировать правомерность включения в список всех этих имен я не стану – существуют на этот счёт более компетентные мнения141, ну а о Завадском с Антокольским сказал уже достаточно.

В поисках статей о моём деде, его друге и их якобы гомосексуальных отношениях мне удалось найти и тактичные, здравые голоса. Валерий Шубинский142 критикует абсурдный метод работы Карлинского, Ирма Кудрова143 иронизирует над досужими домыслами сегодняшних «исследователей» о сексуальной жизни знаменитых людей, в частности о сплетнях об Антокольском и Завадском.