Имя: Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы

Отец Всеволод Шпиллер, очень образованный, очень духовный. Это сейчас в Москве – духовный отец всей интеллигенции. Он, между прочим, родной брат певицы, сопрано в Большом театре, тоже Шпиллер. Они, по-видимому, из интеллигентной семьи. Я знаю, что отец Шпиллер многих крестил, – и я думаю, и не как интеллигент, и не как простой батюшка, но – как надо теперь делать. – Но я не думаю с ним знакомиться.

Он мирный, очень далек от политики, занят богослужением и своими духовными детьми. Он не интересен ни ГПУ, ни Московской патриархии. Возится со своими духовными. Только я уж махнул рукой. Все это мне очень интересно, но раз не посылается мне наставник – то уж значит надо так. Это дело духовное. Я, конечно, сам в этой литературе много читал и знаю не меньше их. Но, конечно, сколько бы ни читал, нужен наставник. Но я сам не ищу. Если будет мне послан – другое дело, как был мне послан 40 лет назад… 35 лет назад. Может быть, после моей смерти понадобится.

Сейчас пустынь нет, надо считаться со светской культурой. Нам, которые переели этой светской культуры, все-таки хочется иметь священника образованного.

15.8.72

Семинарист на экзамене, вопрос о чуде. Епископ присутствует, в комиссии. Задает семинаристу вопрос: звонарь с колокольни упал и остался жив – это чудо? – Счастье, ваше преосвященство. – А если второй раз? – Случайность! – А если десять дней подряд? – Привычка!

24.8.72

…Я знал афонских монахов, которые проповедовали исихию и обучали меня. Но я ведь пошел по части науки. А иначе надо было все оставить. Добиваться сердечной теплоты путем сведения ума в сердце – это многолетняя практика.

Что-то подобное, кажется, было в Индии. Только там другое содержание. Здесь – Иисусова молитва, повторяемая бесконечно, тысячи раз. Сначала вслух, потом замирают слова. Потом – они в этом океане божественного света, ничего не видят и не слышат. Но это монастырь, совершенно особая жизнь. А тут, в ученой жизни, – библиотека, суп на обед… Тут остается только приход, посещение церкви, путь светского христианства, тем более оно тоже благословлено. Христос благословил употребление вина. Светскость допускается церковью в очень сильной мере. Только надо, конечно, помнить Иисуса Христа, и заповеди – не воруй, не прелюбы сотвори… Более моральное, чем мистическое христианство. А в исихии исполняется завет: «Непрестанно молитесь, о всем благодарите, сия бо есть воля Божия о вас…»

Август 72-го ?

Учение о зависти богов. Бог боится, что человек займет его положение? Что за вздор! – Поэтому я могу говорить христианам, которые со мной: «Как – Бог творец всего и зло в мире?» – пока задается такой вопрос, человек не христианин. Нет: весь мир акт божественной любви – когда ты так видишь, с этого момента ты христианин. Кто-то скажет; как же так, у человека ногу ампутировали, а тут Бог? На это нельзя ничего ответить – ведь человек не верует. Как слепому бесполезно говорить о цветах. И пока не коснулась благодать свыше, человек ничего не поймет. В глубине души должно что-то сказать: такова воля Божия.

19.1.73

Воскресенье, Крещенье. О том, как «в моем родном городе ходили крестным ходом к воде». У каждого свое. Испанцы умеют любить, играть на гитаре, убивать из-за угла… А не немцы.

– А русские?

Водка и селедка. Русские умеют водку пить. Раньше, когда я был молодой, я распространялся о русской душе, славянофильские идеи у меня были, Москва – третий Рим, «а четвертому не быти». А потом с течением времени я во всем этом разочаровался… И меняться уже стар… Нации уже нет… Теперь уже международная судьба…

– Как римляне?

Хуже, хуже, хуже… Римляне оставили вплоть до нас, до 20 века, римское право, институты, дороги, языки, много. А русские не знаю что оставили. – Это была долгая история, я столько уже мучился и столько слез пролил, что теперь не хочется говорить… Это как разведенная жена, остается только горечь и ненависть… Мне даже противно об этом говорить, даже с тобой, хотя ты мне и близок. Все это ерунда, на постном масле. Что сделается, то и сделается, а думать об этом… Потому все инакомыслящие и правомыслящие мне все равно.

– А церковь?

Моя церковь внутрь ушла. Я свое дело сделал, делайте свое дело, кто помоложе. Я вынес весь сталинизм, с первой секунды и до последней на своих плечах. Каждую лекцию начинал и кончал цитатами о Сталине. Участвовал в кружках, общественником был, агитировал… Все за Марра – и я за Марра… А потом осуждал марризм, а то не останешься профессором. Конечно, с точки зрения мировой истории – что такое профессор, но я думал, что если в концлагерь, то я буду еще меньше иметь… А сейчас – мне все равно. Нация доносчиков, будьте доносчиками или нет – мне все равно. Вынес весь сталинизм, как представитель гуманитарных наук. Это не то что физики или математики, которые цинично поплевывали. – Аверинцев – не знаю… Ничего не знаю и знать не хочу, кто он… Я тоже с этого начинал, что он сейчас говорит и пишет, меня бы за меньшее выгнали. Не хочу ни о ком ничего знать.

– Вы надо мной смеетесь! Мне тогда тоже с вами отчаиваться?