Имя нам — легион

Мы возвращались на заставу с продуктами. “ГАЗ-66” — не самая комфортная машина. Особенно, когда сидишь в кузове на расхлябанных откидных скамейках, в окружении коробок с тушенкой и мешков с крупами и вермишелью. Особенно, когда жара адова и пыль до небес, от которых не спасает ни выгоревший тент, ни даже двухлитровая бутылка теплой “Фанты” на двоих. Особенно, когда дорога — ухаб на ухабе, и не заснешь.

Но старшему машины — прапорщику Садыкову и водиле Гоше Глубокову было до нашего комфорта, как до дембеля. Они-то сидели в кабине. Впрочем, и им приходилось, конечно же, несладко.

Самодельная мина рванула под задним колесом. Место для мины было выбрано с умом: машину поставило на дыбы и сразу швырнуло вбок — под крутой и очень протяженный откос. Можно сказать — в пропасть. Газик закувыркался, продукты полетели, я, треснувшись обо что-то головой, “поплыл”.

Очнувшись, я понял, что остался один. Не потому, что меня бросили товарищи. Они все погибли — это я понял совершенно ясно. Машина лежала, задрав к желтому небу чадно горящие колеса, чуть выше по склону, и обе дверцы кабины были плотно закрыты. Сквозь разбитое лобовое стекло неловко свешивалось красно-черно-зеленое тело Гоши. Отчетливо мертвое. Прапорщик Садыков со страшно измочаленной головой вытянулся в струнку, как бы протягивая ко мне маленькие сухонькие свои ручки, и не дотягивался совсем немного. Каких-то полметра. Саркисяна не было видно. Наверное, он лежал где-то вне моего поля зрения.

А повернуться я не мог. И не только из-за дикой боли, разрывающей правую ляжку. К нам, не спеша, направлялась группа людей в “афганке” песчаного цвета и в тюрбанах. “Вовчики”*…

* “Вовчики” — происламски настроенные таджики; “юрчики” — таджики, настроенные пророссийски.

Я лежал на животе и в ребра мне упирался дорогой, как сама жизнь, АКМ, по чудесной случайности оставшийся в этой переделке со мной. Медленно, очень медленно я приподнял один бок, втянув живот и половчее ухватив автомат. Потом я сдвинул флажок предохранителя в положение автоматического огня, поблагодарив мысленно капитана Пивоварова за науку всегда носить оружие взведенным. До мурашков хотелось расслабиться и лечь обратно. Закрыть глаза…

“Вовчики” громко переговаривались и смеялись. И совершенно не прятались. Наверное, от радости совсем спятили. Я подождал, пока они подойдут на расстояние уверенного поражения, и нажал на спусковой крючок. Автомат гавкнул, скобля рычагом затвора по животу, морду опалило раскаленным выхлопом (срез пламегасителя оказался как раз напротив подбородка — всего в нескольких сантиметрах), зацокали по камням гильзы. Двоих “вовчиков”, весьма неосторожно сблизившихся, тут же смело.

И сразу зарокотал тяжелый Генкин ПК (вот откуда его извечная страсть к серьезному оружию).

А я опять потерял сознание.

Удивительно, но в мясорубке летящей в пропасть машины, поливаемой вдогонку из пяти автоматных стволов, Генрик остался практически невредим. Его даже не выбросило из кузова. Он отыскал в мешанине продуктов свой пулемет, пристроился напротив дыры в тенте и хладнокровно дождался, пока исламисты подставят себя под огонь. Он не ожидал, что на помощь придет еще кто-то, и приготовился ко всему.

Двоих “вовчиков” он завалил сразу, а с последним, укрывшимся за камни, долго и опасно перестреливался. Бандит был осторожен, но случайно выставил из-за укрытия каблук дорогого горного ботинка. Английского. Очередь 7,62 мм остроконечных трассеров оторвала экстремистскую пятку вместе с половиной ноги. “Вовчик” дернулся и заработал обширную пробоину в груди.

А потом Генрик волок меня семь километров на себе, а впереди было еще трижды по столько, и оружие наше он волок тоже. Я бы, возможно, помер, не дождавшись того времени, когда мы доберемся до города (до заставы было еще дальше), но по дороге ехал “УАЗ” “юрчиков”. “Юрчики” настроены были воинственно, по-русски понимали плохо (или делали вид, что понимают плохо), и рвались поглядеть, не осталось ли на месте засады еще немного живых врагов. Им жутко хотелось пострелять.

Когда Генрику надоело объяснять им, что я скоро загнусь от потери крови, он приставил пулемет к голове водителя и приказал: “В город. Быстро”. Воинственность джигитов сразу угасла, и они согласились, что да, русского солдата надо поскорее в госпиталь.

В госпитале заявили, что кровопотеря у раненого велика, а у них нет даже плазмы. Генрик закатал рукав. “У меня первая группа”, — сказал он.

По итогам боя меня наградили медалью “За отвагу” (как же — сержант Капралов вел бой тяжелораненым, причем один из подстреленных им бандитов остался жив, оказался разговорчив и сообщил множество интересных сведений о планах сепаратистов) и десятидневным, без учета дороги, отпуском на родину.

Генрику медаль тоже дали, но в отпуск не пустили. “Кто же будет границу стеречь, если лучшие бойцы по домам разъедутся?” — спросили у начальника заставы, когда тот принялся качать права.