Имя нам — легион

— Сан и Дан, всем говорят, что братья.

Чрезвычайно серьезные близнецы-боксеры по очереди подали Филиппу крепкие руки. “Александр”. “Данила”. Он, разумеется, тут же забыл, кто из них кто. Впрочем, на груди у каждого легионера присутствовала табличка с именем.

— Наум. — Чернокудрый хазарин, специалист по объездке диких тренажеров, назвался сам.

— Рабинович?! — ляпнул неожиданно для себя Филипп.

— Хуже, — понурил голову Наум. — Значительно хуже. Березовский.

Мелкий, помрачневший было и побагровевший после внезапной и ничем не обоснованной черносотенской выходки Филиппа, облегченно расхохотался. Отсмеявшись, предупредил:

— Следи, парень, в другой раз за языком получше. Еще раз такое себе позволишь — закопаю! Уяснил?

— Вполне. Прости, — кивнул Филипп Науму. — Ей-богу, пошутить хотел, и только.

Тот примирительно махнул рукой: “Не бери в голову”.

— Вольдемар. — Голос последнего в списке представленных наемников, изящного, чрезвычайно подвижного белокурого красавчика был негромким и по-мальчишески хрипловатым. — Но я предпочитаю, чтобы меня звали Волком. — Он с вызовом взглянул на Филиппа. — В противном случае, бывает, обижаюсь.

— Волк — страшный человек, — зашумели сразу все, — хорошо, что он редко на кого обижается.

Страшный человек… Филипп прищурился. Теперь он знал, кто призывал Бородача к расправе над его задницей.

* * *

После потрясающе богатого обеда, способного травмировать изобилием и разнообразием блюд весь набор “малых голландцев”, перемежаемого обычными солдатскими приколами и незлобивыми матерками, взвод двинулся по своим кельям.

— Сиеста, — важно объяснил Генрик.

— О-бал-деть! — захлопал глазами Филипп. — Уж не на курорт ли я попал?

— После обеда нагружаться — заворот кишок схлопочешь! Зачем Большим Братьям легионеры с больным брюхом? — недоуменно спросил его сержант.

Действительно, зачем?

— Постой-постой! — спохватился Филипп. — Большие Братья, говоришь?

— Ну да, а как же их еще звать? Тирьям-пам-памцы? Об их родное имечко и шведы с норвегами язык поломают, куда уж нам, простым российским колхозникам! Терране? Пытались, не прижилось. А так — и уважительно, и традиции соблюдены. Вам, русским, конечно, непривычно быть в роли меньших да молодших, однако ж что поделаешь?.. Объективные, брат, реалии!

* * *

Сиеста тянулась часа три, и все это время друзья предавались воспоминаниям. Ностальгировали чуть не до слез. Филипп откровенно любовался на все такого же, как прежде, чудесно усатого, волосатого, горбоносого, громогласного, широкогрудого и большерукого армянина, по которому, честно говоря, очень соскучился.

А как Саркисян говорил… М-м-м, заслушаешься! Великолепное национальное красноречие накладывалось на почти неуловимый акцент и вкусно выписываемые детали. Напор горных рек и крепость столетнего коньяка. Громыхание сходящей лавины. Ярость самума и соль армянского радио. Хотя… Самум, кажется, не совсем на месте. Более того, он, кажется, совсем не из тех мест. Впрочем, не важно.

Важным Филиппу показалось вот что: занесло Генрика в Легион вследствие жутко любопытного нагромождения случайностей. Непреднамеренного, разумеется.

И пованивало от его злоключений чем-то поразительно Филиппу знакомым… А было так:

— Поехал я, понимаешь, столицу Родины проведать. Арбат там, Горбушка, то да се… Третьяковка… Малый туристский набор, в общем. Вечерком завернул в кино. Фильм кончился, я на вокзал отправился. Стою в метро, электричку жду. Рядом девушка красивая. Я, сам понимаешь, грудь развернул и хвост распушил. Пою. Она смеется, но не гонит. “Хороший знак!” — говорю я себе, и хвост еще краше разворачиваю, и грудь еще выразительнее округляю. Тут подходят два сержантика милицейских, под газом, по-моему, так, мол, и так, документы давай, чурка черножопая, сумку выворачивай. А сами браслеты достают. Я сумку открыл, паспорт достал, говорю им: “Обратите внимание на прописку, граждане: свой я, питерский! И не чечен злой, что примечательно, а армянин зело добрый”. Им, само собой, по борозде: “Не вякай, носатый, тебя никто не спрашивает!” А чтобы понятней мне было, дубинкой под ребра заехали. Девушка, добрый человек, пыталась вступиться за меня, так менты ее сучкой обругали и пообещали всяких неприятностей. Агрессивно так пообещали! Я за девушку обиделся, взбеленился, рожи им начистил, пистолетики отобрал. А вот рации забыл. Да хоть бы и не забыл, что, в метро телефона не найдется? Они, козе понятно, большой вой устроили в эфире. Если бы не Игорь Игоревич, с которым ты, как я понимаю, тоже знаком, крышка бы мне была обеспечена железная, возможно, даже оцинкованная… Родителям написал, что нашел отличную работу. В парижском армянском журнале “Севани”. Не знаю, есть ли такой? Они не поверили, конечно… Все равно открытки шлю, деньги перевожу.

“Девушка? Снова девушка? Занятно! Уж не моя ли Жанна побывала в роли приманки?” — подумал Филипп и поспешил поделиться с Генриком гениальным озарением, описав, насколько хватило небогатого красноречия, прекрасную блондинку.