Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

‹…› После твоего улета я дочитала книгу «Дни и труды» о Бродском, которую начала читать при тебе. Замечательный поэт, замечательная, крупная личность! Там есть статья Кушнера, он, как некий равный государь, продолжает выяснять и сводить с Бродским счеты. Делает это умно-талантливо, и тем подлей выглядит. На что ему это – не понятно, ведь Кушнер и в самом деле сам по себе поэт одаренный, неужели не известно, ху из ху, неужели не внятно, что Бродский, как Монблан, возвышается над всеми нами? Это ведь так очевидно! Ну хотя бы помнил строку самого своего любимого Мандельштама «Не сравнивай, живущий не сравним». Тут можно подумать, что я занимаюсь тем же. Но это – только реакция на кушнеровскую статью, где и Ахматовой достается – не простил ей «Кушнер изящен, но мелок». Это кто-то вспомнил (не я в «Отдельном», которого забрала из глезеровского журнала), не называя имени, но очень понятно: поэт старше Бродского лет на 5. Ах, дак это у Семена в «Квадриге»! ‹…›

Позавчера в «Общей газете» напечатали статейку Рощина обо мне. Назвали по-дурацки: «В кругу друзей и врагов», и мелкими: «Инна Лиснянская отмечает свой юбилей». Они взяли из стихов, да там еще полностью, кажется, написали: «В кругу печальных друзей и беспечальных врагов». А у меня никаких врагов не было – одни друзья, родные да хорошие знакомые. ‹…› Ну, пойду за ужином. Ливень такой, что Семен сейчас зашел и предложил вовсе не ужинать. Но мне-то ничего не стоит сбегать и принести ему. ‹…›

233. Е. Макарова – И. Лиснянской Июль 1998

Дорогая мамочка! ‹…› Федя много и красочно рассказывал о России, исполнил пьесу «электричка» и «вокзал», рассказывал, как он спешил к тебе и пропустил поезд, поскольку хотел тебе позвонить, пошел в метро за жетоном и оказалось, что они на переучете, и всякие прочие мансы, из которых следовало, что он очень нервничал и волновался, – его рассказ так напомнил мне меня в Москве и все мои чувства в Москве, когда путь к тебе и папе настолько наводнен и перенасыщен событиями, что, дойдя до цели, дрожишь внутри. Глупо и бестактно описывать вам, живущим внутри этого, ощущения полутуриста, – когда я это делаю, потом себя корю, да и Федя тоже. Что касается его внутреннего устройства, то оно очень непростое, но, надо отдать Феде должное, он распознает среду, где ему хорошо и спокойно. Например, он приехал и дома не задержался – ушел в лес, потом приехал в один дом, где читали пьесу на иврите, сопровождая ее игрой на разных инструментах, – это была пародия на «Леди Макбет», – и играл там, читал с листа свою роль, которую никогда прежде не видел. Он умеет находить свое и не приспосабливается к тому, что ему не подходит. Что до Мани, она вернулась с очень хорошими работами, но опять увязла в левантизме[392], к чему располагает жара, друзья, любовь и нега. Но что-то она иногда рисует и ищет денежную работу. Все, что угодно, но чтобы было много денег.

Я представляю, что у вас там творится, как это все уже обрыдло. Может, вам приехать сюда, я знаю, ты скажешь, что это непосильно, но, если бы вы сами это решили, я бы все сделала – приехала бы на несколько месяцев и взяла переезд на себя. Но я не могу действовать в ситуации, когда вы, ты, не решили это сами для себя. ‹…›

Мам, это просто ужас, как ты кашляешь! Делай хоть ингаляции – дыши над паром! Я знаю, какая это все тоска – лечиться, но что делать?! Я тебе позвоню послезавтра. То есть еще до того, как ты получишь это письмо.

234. И. Лиснянская – Е. Макаровой 13 июля 1998

13.7.1998

Доченька! Добрый вечер! А вечер продолжает дневные дела – дождит, рейнинг. Хорошо бы, раз нет компьютера, заняться английским, но учебник остался дома. Нет, не то чтобы я не знаю, как убить время. ‹…› Пока опять взялась перечитывать вступительную статью Аверинцева к двухтомнику Мандельштама. Неплохая, но странноватая статья. Кто не уцепится за несчастного гения, утягивает его в свою концепцию. Аверинцев в католицизм, приправленный православием.

Так из Пушкина уже умудрились вылепить фигуры православного молельщика перед иконой, почти образцовую фигуру. Если сейчас вдруг возобладает атеизм, атеистичней Мандельштама просто никого не найдется. Хорошо – значит, он как Пушкин, – на все времена и нравы.

‹…› Федя сказал, что у вас – жара ужасная, да и ты мне в письме написала. Вот бы сложить наши и ваши градусы и разделить пополам – всегда было бы 20–25 – красота!

Много хочешь, Нико![393] А Нико-то так много и не хотел. Ему надо было, чтоб солнце вставало и заходило, чтоб человек рождался и умирал. Чтобы после весны наступало лето. И никаких заумных мечтаний. Нико для меня – тот идеал обыкновенности, к которой я стремлюсь гораздо сильнее, чем к сложению двух температур и делению их на 2. Но среднюю температуру найти на земле гораздо легче, чем быть нормальным средним человеком с чудесными примитивными желаниями. ‹…›

235. Е. Макарова – И. Лиснянской 20 июля 1998

20.7.98