...Имя сей звезде Чернобыль

Ю. Щербак. Я был во главе парламентской комиссии в Челябинске. Теперь уже опубликованы данные об этой аварии на Южном Урале в 57-м году, проведено парламентское расследование. Я всё же смею утверждать, что здесь экологическая ядерная катастрофа больших размеров, чем чернобыльская. Но что сделали с людьми — их переселили во времянки, я видел своими глазами этих людей и эти бараки. Сейчас в связи с принятием закона о Чернобыле, о социальной защите, я думаю, будет большой скандал — уральцы, если кто-то из них там остался еще, потому что многие, конечно, уже выехали, предъявят свои права. Медики сделали всё, чтобы затемнить истинное положение, представили нам данные, которые свидетельствуют, что никаких страшных последствий якобы нет. В это трудно поверить: я получал письма от людей, которые рассказывали, что родители погибли, много было заболевших раком. Это естественно, потому что иначе просто быть не могло. Система беспощадна. Я уверен, тысячи местных жителей и зэков прошли через этот ядерный ад. Тогда отходы производства просто выбрасывались. Они накопились в огромных озерах. Мы стояли на берегу самого мрачного озера в мире, — Карачай, где нет ничего живого, черная вода. Наши дозиметры отметили, что за несколько минут мы там достаточно набрали… Если, не дай Бог, прорвется каскад озер, — а там несколько озер, — воды уйдут в северные реки и может быть заражена огромная зона, вплоть до Северного Ледовитого океана. Мы просто еще не осознали, видно, какая здесь таится опасность для России. Наша беседа вроде бы вышла за пределы Чернобыля. Но ведь всё так тесно и глубоко переплетено, завязано. Если же говорить о собственно чернобыльской ситуации, то на сегодняшний день там множество сложнейших нерешенных вопросов, неотложных, связанных с ядерной безопасностью. Стоит временное укрытие — саркофаг, — что с ним делать? Одной из самых больших технических проблем в мире является именно этот саркофаг. Там трещины… Или крышка, знаменитая «Елена», которая поперек стоит — 2 тысячи тонн, а, к сожалению, могут быть подвижки какие-то, и если упадет она — это тоже очень опасно. Кроме того, существует рядом, так называемый, ХОЯТ — хранилище отходов ядерного топлива, и мы не знаем, как быть с этими отходами. Далее. На территории закрытой зоны 800 «могильников» радиоактивных отходов. Представляете, у 200 из них потеряно месторасположение. То есть в спешке забыли их обозначить, а теперь надо разыскивать, что-то предпринимать. Это — огромные капиталовложения, это огромная опасность, которую мы оставляем даже не внукам, а своим правнукам, потому что всё попадет в воды и т. д. Я уже не говорю о пруде накопителей, где очень высокая радиоактивность… Новые технические данные, наше сегодняшнее понимание проблем свидетельствуют о том, что опасность Чернобыля остается.

А медицинские последствия? В 1986-м году было официально объявлено: заболевших лучевой болезнью — 237 человек, погибли в результате лучевой болезни — 31 человек. Думаю, что эти цифры неправдивые. В 1990-м году на съезде союза «Чернобыль» в Киеве уже называлось примерно 5 тысяч умерших и примерно 50 тысяч больных. Совсем недавно я услыхал новую цифру — приблизительно 7 тысяч умерших. Но это все числа достаточно условные, не точные. До сих пор сознательно глушится такая информация.

Когда на комитете обсуждали союзный закон о социальной защите, я сказал, что не понимаю, почему государство не вводит специальный медицинский паспорт для ликвидаторов, для людей, живущих в районах поражения. В комитете Верховного Совета СССР мы провели два слушания на тему медицинских последствий Чернобыля. И чиновники от медицины вынуждены были предоставить нам материалы, фактические данные. Не стану сейчас их касаться. Замечу только, что сегодня, через 5 лет после Чернобыльской катастрофы, мы, конечно, стали гораздо больше понимать.

Мы пытаемся разобраться и в политическом механизме. Работает парламентская комиссия Верховного Совета по выяснению причин аварии. В украинской экологической ассоциации «Зеленый свет», где я являюсь председателем, шесть независимых адвокатов расследуют эту историю. Были предложения назвать это «Чернобыльский Нюрнберг». Я против подобного трибунала, против таких названий. У нас нет намерений, карать, сажать людей, но необходимо понять механизмы действий.