Имя шторма

Эйтри рассказал мне, кем стал Шторм. Что он сделал, чтобы дать мне время на возвращение. Он принял столько пепла, что хватило бы на создание десяти драугов. И лучшее, что можно теперь сделать для того, кого я люблю – это развести костер, да пожарче.

Но я не желала об этом даже слышать.

Разложила на камне содержимое корзины, вытащила кисти.

– Знаешь, Шторм, из башни риара открывается потрясающий вид на горы и море. Особенно прекрасны рассветы. Честное слово, стоило занять этот город хотя бы ради того, чтобы любоваться ими. Но пока ты не можешь этого увидеть, я решила нарисовать тебе свой рассвет. Старый Дюккаль изготовил мне желтую краску, говорит, это смесь охры и ржавчины. Должна предупредить, что рисую я ужасно, но изобразить солнце сумею. Ты знаешь, что означает древнее название этого города? Я теперь знаю… «Тихая пристань». Душевно, правда? Я думаю, солнце станет новым символом Саленгварда. Золотой круг, который будет означать новый рассвет. Который все-таки наступил. Как думаешь?

За спиной никто не ответил.

– Жизнь понемногу налаживается, – тише продолжила я. Макнула кисть в краску и обрисовала на стене полукруг. – Проклятие спало, туман исчез и Саленгвард оживает. Ирган на днях увидел вереск, пробившийся на скале у дворца. Те, кто выжил в битве, решили обосноваться в городе. Нашли целые дома, принесли из малахитового дворца столы и кровати. Конечно, на это решились не все. Кое-кто продолжает жить на берегу, в гротах или шалашах из веток.

Я вздохнула.

– Я нашла сокровищницу Саленгварда, но от золота Проклятого риара пока мало толка. Из него нельзя сварить горячий суп, когда наступят холода. Мы делаем запасы, но рук не хватает. А еще людям нужно мыло, ткани, теплая обувь и одежда. Одеяла и шкуры. Лампы с живым огнем Горлохума, бумага и куча разных мелочей.

Полюбовалась на желтый круг и начала его закрашивать.

– Эйтри говорит, если ничего не изменится, то придется выводить из бухты «Ярость Моря». Он хочет добраться до ближайшего города и попытаться обменять золото на что-то полезное. Вот только… твой хёггкар слишком приметный. И слишком норовистый. Эйтри не уверен, что сможет с ним справиться.

Угрожающая тишина за спиной нервировала, но оборачиваться было рано. Сначала нужно дорисовать солнце.

– Все ждут твоего возвращения, Шторм. Нана за все время не произнесла ни слова, но каждый день печет твои любимые пироги. Бирон вычистил твой меч и починил треснувшие ножны. Торферд ночует на скалах, и хоть утверждает, что там больше воздуха, мы знаем, что он хочет быть поближе к тебе. Даже кракен высовывается из воды каждый раз, когда кто-то появляется на берегу. Тоже ждет.

Краска пахла чем-то сладко-кислым, но ложилась ровно.

– А Вегард-Без-Крыши доделал лиру. Ты помнишь дощечки, которые он постоянно перебирал? Он сделал из них инструмент. И говорит, это лучшая лира за всю его жизнь. Ее песню слышно даже в незримом мире. Он играет на ней каждый день, чтобы ты мог найти дорогу обратно. Слышишь музыку? Она звучит и сейчас.

Еще пара мазков, и мое солнце озарит пещеру.

– Эйтри… Он тоже тебя ждет. Хоть и грозится сжечь на холме. Но я знаю, все дело в том, что ему больно. Больно видеть тебя таким. И…меня. Хотя этот мерзавец никогда в этом не признается!

Последний взмах кистью, и желтый круг засиял на камнях. Получилось слегка неровно, но вина, конечно, в шероховатости стен, а не в моей криворукости!

– А еще я теперь знаю, что значит Зов хёгга. И почему твои глаза порой так напоминали море… – Я запнулась, и капля краски упала на землю. Постояла, выравнивая дыхание. – Ну вот, все готово. Теперь здесь будет сиять солнце. Нравится?

– Зачем ты держишь меня здесь? – хрипло произнёс Шторм, и я постаралась не вздрагивать.

Когда он заговорил первый раз, я так обрадовалась, что бросилась размыкать цепи. К счастью, не успела, а рядом оказались Эйтри и Торферд. Одной рукой Шторм едва не придушил обоих.

«Драуги могут говорить, Мира, – буркнул тогда беловолосый. – В них умирает все хорошее, все человеческое. Привязанности, милосердие, добро. Душа умирает. Но язык-то остается! Говорить они могут, хоть и не хотят. Да и зачем? У них теперь лишь одно желание – убивать. А еще драуги изворотливы. Они умеют притворяться теми, кого мы любим. Так что не верь тому, что он скажет. Это больше… не он».

– Я держу тебя здесь, чтобы ты не мог навредить другим, – твердо сказала я, откладывая кисть. И наконец обернулась.

Замерла, всматриваясь в его лицо. Впалые скулы, сжатые губы, черный знак – почти такой же, как его глаза.

Вытащила из корзины пирог.

– Я принесла обед. Тебе ведь всегда нравились пироги Наны. Поешь.

Вложила тесто в губы Шторма, и его зубы клацнули, едва не откусив мне палец. Я отпрыгнула, а ильх выплюнул пирог и усмехнулся.

– Я не хочу пирог, – медленно произнес он.

– Чего же ты хочешь?

Шторм склонил голову набок, губы растянулись в усмешке.

– Поцелуй меня… Мира.

Я глубоко вздохнула.