Имя Тени – Свет

8.00. Приходили из CDR – подбирать мне противогаз по размеру. Проверили содержимое «эвакосумки»: «Бьен, бьен, компаньера.39 Медикаменты обязательно положите». Ничего себе шуточки. Позвонить, что ли, Ирине, может, она что-нибудь объяснит? «Не удивляйся, я живу здесь пятнадцать лет, и все время у меня в коридоре стоит собранный рюкзак, – голос у Ирины абсолютно спокойный, аж от сердца отлегло. – Здешнее руководство постоянно держит людей в напряжении, внушает, что не сегодня – завтра на них нападут. Запуганной толпой легче управлять, ты же понимаешь. Да и от внутренних проблем это отвлекает. Хотя, впрочем, кто их знает, американцев. Слушай Москву». Что может поведать Москва, если сами русские считают Кубу более безопасным местом для своих больных детей, чем СССР?

9.30. Звонила Лидка. Она меня разочаровала: если начнется война, нас не отправят домой на первых же советских судах. В Союзе своих беженцев полно, по всем вокзалам Москвы сидят. Мы – «гражданское кубинское население».

13.45. Вышла на балкон. Сплошной стеной стоит жара. Тридцать пять по Цельсию. А тут еще военные грузовики носятся по шоссе, полные мучачос в маскировочной форме. К пальме под балконом прибит кусок картона с нарисованным на нем ощеренным крокодилом-Кубой и надписью: «!Yanki – fuera!»40

16.00. Положила в «эвакосумку» книжки, по которым учу Карину читать, пляжное покрывало… Загорать я там собираюсь, что ли?

17.20. Принесли свежий номер «Гранмы». Первая и вторая полосы газеты – в духе no pasaran, на третьей и четвертой – «святцы»: Сьенфуэгос, Марти, Масео, Че Гевара. Включила ящик в надежде услышать Москву. Но где там! Показывают военные маневры – наши, то бишь кубинские. Ага, мы, как выясняется, в ответ на учения американцев решили начать свои «учения». Показывают активную подготовку местного населения к «защите революции». Ну хоть буду знать, что означают прикрепленные к дверям домов таблички с надписью “Listo para la Defensa” («Готовы к обороне») и изображением лопаты или ведра: именно эту вещь хозяева дома, услышав сирены тревоги, должны скорее хватать в руки и мчаться рыть окопы, носить воду и далее по списку.

19.15. Психоз продолжается. Жильцам нашего дома приказали собраться на собрание. Сказалась больной. Балкон открыт и мне чудесно слышно, что происходит внизу. Все выступающие уверяют «Фиделя и партию» в своей готовности «умереть свободными». «!Socialismo…» – издает ритуальный выкрик оратор. – «… o muerte!» – хором откликается толпа. Интересное дело – а меня штыком заколете, что ли? Дайте, по крайней мере, помереть за что сама желаю, уж во всяком случае, не за какой-нибудь «…изм»! И еще один ритуал: каждый раз, когда говорящий произносит имя Фиделя, остальные начинают завывать, как на сектантском молитвенном собрании: «Командир, приказывай!» Шум падающего тела, визг. Выглядываю вниз с балкона: Росита, мать бедняжки Андрии, бьется в истерическом припадке: «Команданте, позволь мне умереть за тебя!» Уже не смешно.

20.55. Снова звонила Лидка. Она только что вернулась с пляжа, куда отправилась забавляться с каким-то Педро. Но не тут-то было: весь пляж заставлен орудиями, новоприбывших немедленно включили в «план», – если б в этот момент напали «янки», рассказывала рассерженная Лидка (еще бы! такая амор сорвалась!), им с Педро пришлось бы выполнять функции продотряда: ловить рыбу и передавать ее в горы. «Чтоб на острове свободной Любви да негде было потрахаться…» – «Сходите в дом свиданий». – «Ой, мучача, не смеши. Там сейчас какая-нибудь школа подготовки прапорщиков». Что-что, а la defensa у кубинцев организована блестяще. Похоже, на это тратится весь их запал. Где уж тут народным хозяйством заниматься.

5 мая.

Андрия молча ведет нас с Кариной по кривой улочке. С крыш лают собаки. В песке голышом возятся черные, словно жуки, дети. А вот и маленькая часовня. Внутри совсем немного людей (не то что на собраниях да маршах). Андрия покрывает голову и плечи черной кружевной мантильей, видимо, бабушкиной. Вишневые глаза полны слез. «Знаешь, Алесия, если североамериканцы нападут на нас, я умру сеньоритой. У меня еще никогда не было мужчины». Мда. Я-то, положим, умру вспаханным полем, но от этого, ей-Богу, не легче. Хоть бы Рейнальдо позвонил из своего Чернобыля, мать его за ногу.

6 мая.