Имя твоё...

Веня, ты прав, я это действительно чувствовала, не нужно мне рассказывать, не напоминай… Я всего лишь пытаюсь объяснить тебя тебе самой. Ты видела суть вещей, а воображала, что это твои фантазии, которые мешают жить, ты видела жизнь в неживых предметах, потому что когда-то они были живыми, в то время, когда их касалась рука мастера или подмастерья, или даже просто халтурщика, но живого человека, передававшего в момент создания вещи свою жизненную энергию, свои воспоминания и свой смысл, и эта энергия, эти воспоминания, этот смысл застывали, закукливались, исчезали в вещи – для всех, но не для тебя. А живых людей ты порой не видела, не понимала, тебе казалось, что они неживые куклы, ведомые жизнью по извилистым тропам. Тебе казалось, что люди – даже самые умные и дальновидные – поступают не так, как хотят, а так, как велят обстоятельства, жизненная программа, заложенная в каждом, и в тебе, конечно, тоже, иногда ты и себя считала неживой куклой, выполняющей чьи-то порой нелепые задания, и начинала бунтовать – обычно во вред себе.

Могли мы в то время, встретившись на улице, узнать друг в друге того, кого видели в самом прекрасном сне своей жизни? Думаю, что нет. Да о чем, собственно, говорить, мы почти наверняка хотя бы раз столкнулись друг с другом на улице возле техникума. И что? Ты помнишь этот момент? Я не помню. Я тоже.

И если бы я не участвовал в тех экспериментах, если бы не облучение…

О чем ты?

…Мы никогда не встретились бы. Наши волновые пакеты так и прошли бы друг сквозь друга, без резонанса, без понимания… «без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни…»

Без любви.

А с тетей Зиной получилась странная история. Тебе она и сейчас кажется странной, Алиночка? Нормальная история, я предполагал, что произойдет нечто подобное… Ты думаешь – нормальная?.. Конечно, я тебе скажу, как я это вижу, не так, как видишь ты, я, конечно, смотрю твоими глазами и помню твоей памятью, но оцениваю собственным умом, и, по-моему, все получилось именно так, как было нужно для сохранения мировой гармонии. Мирового равновесия, если хочешь.

Ты ведь не желала тете Зине ничего плохого, хотя и понимала, что без нее вам жилось бы спокойнее и, главное, правильнее. В тот день у тебя с утра разболелась голова, и ты не пошла в техникум, лежала в постели до девяти, тебе не нужно было смотреть на часы, ты прекрасно чувствовала время, и когда в прихожей раздался звонок, ты про себя отметила, что было восемь часов сорок три минуты. Мама уже ушла на работу, она уходила рано, а тетя Зина всегда задерживалась, она была совой, и ей трудно было подниматься с утра пораньше. Ты услышала, как тетя Зина тяжело, будто глиняный Голем, прошла из своей спальни в прихожую и тихо о чем-то спросила человека, стоявшего за дверью. Это был мужчина, ты сразу поняла, хотя, конечно, не могла знать наверняка, и слов тети Зины тоже не могла слышать, но чувствовала и понимала все нюансы их поведения, будто стояла рядом и наблюдала, как тетя Зина впускает в квартиру странного человека, которого твое внутреннее зрение увидело коротышкой с длинным черепом, большими ушами и влажным блеском в огромных черных глазах.

Тетя Зина повела гостя в гостиную, там еще была не убрана постель, мама спала на диване и уходила на работу обычно, оставив постель не застеленной, ты потом наводила порядок перед тем, как отправиться на лекции, а сегодня ты еще не встала, и у тебя возникло ощущение, будто гость подглядывает за твоей мамой – как она одевается, как натягивает лифчик на свою большую и еще довольно крепкую грудь, тянется рукой за спину, чтобы застегнуть бретельки… Ты увидела это глазами гостя и поразилась, потому что мамы давно не было дома, она уже час как сидела за своим столом в бухгалтерии, да и тетя Зина не демонстрировала свои прелести – была одета в любимый домашний халат из темно-бордовой парчи.