Имя ветра

– Ну ладно, – проворчал он, скрестив на груди свои толстые руки. – Как изготовить вечно горящую лампу?

Все прочие восемь магистров тяжко вздохнули либо махнули рукой.

– Ну а что? – осведомился Килвин, раздраженно окинув их взглядом. – Это мой вопрос! Моя очередь спрашивать. – Он снова перевел взгляд на меня: – Ну? И как же ее изготовить?

– Ну-у… – медленно начал я. – Я бы, пожалуй, начал с какого-нибудь маятника. Затем я бы связал его с…

– Краэм! Да нет. Не так.

Килвин пробурчал несколько слов и постучал кулаком по столу. Каждый удар кулака сопровождался отрывистой вспышкой красноватого света, исходившего от его руки.

– Без симпатии! Мне нужна не вечно светящая лампа, а именно вечно горящая! – Он снова посмотрел на меня и оскалил зубы, будто собирался меня съесть.

– Соль лития? – предположил я, не подумав, потом сдал назад. – Нет, натриевое масло, которое горит в замкнутом… Нет… черт…

Я замялся и умолк. Прочим экзаменуемым подобных вопросов не задавали!

Он оборвал меня коротким взмахом вбок:

– Довольно! Потом поговорим. Элкса Дал!

Я не сразу сообразил, что Элкса Дал – это следующий магистр. Я обернулся к нему. Он выглядел как типичный злой волшебник, без которого никак не может обойтись большинство скверных атуранских пьес. Суровый взгляд черных глаз, впалые щеки, короткая черная бородка. Но при всем при том выражение лица у него было вполне дружелюбное.

– Слова первого параллельного кинетического связывания?

Я бегло произнес их.

Его это, похоже, не удивило.

– Какое связывание использовал только что магистр Килвин?

– Конденсаторной кинетической светимости.

– Каков синодический период?

Я посмотрел на него странно:

– Чего, луны?

Вопрос несколько выбивался из ряда двух предыдущих.

Он кивнул.

– Семьдесят два дня с третью, сэр. Ну, плюс-минус.

Он пожал плечами и лукаво улыбнулся, словно надеялся подловить меня последним вопросом.

– Магистр Хемме?

Хемме посмотрел на меня поверх сложенных домиком пальцев.

– Сколько ртути потребуется, чтобы восстановить два гилла белой серы? – осведомился он так надменно, будто я уже дал неверный ответ.

За тот час, что я незаметно наблюдал за ходом экзамена, я, в числе прочего, усвоил, что магистр Хемме – самый подлый из всех магистров. Ему доставляло радость смятение студентов, и он делал все, чтобы загнать их в угол и вывести из равновесия. Он обожал вопросы с подковыркой.

По счастью, этот вопрос он при мне уже задавал другим студентам. Видите ли, белая сера ртутью не восстанавливается.

– Ну-у… – протянул я, делая вид, что размышляю. Хемме с каждой секундой все сильнее расплывался в самодовольной усмешечке. – Если вы имели в виду красную серу, то примерно сорок одна унция. Сэр, – добавил я, и улыбнулся ему хищной улыбкой – сплошные зубы.

– Назовите девять основных логических ошибок! – рявкнул он.

– Упрощение. Обобщение. Порочный круг. Доведение до абсурда. Аналогия. Ложная причинность. Семантизм. Нерелевантность аргументов. И… и…

Я замялся, не в силах припомнить официальное название последней ошибки. Мы с Беном всегда называли ее просто «нальт», в честь императора Нальто. Меня разозлило, что я не могу вспомнить, как она называется на самом деле: я же ведь всего несколько дней назад читал об этом в «Риторике и логике»!

Мое раздражение, должно быть, отразилось у меня на лице. Видя, что я молчу, Хемме грозно уставился на меня и сказал:

– Ах, вот как? Так вы, значит, все-таки знаете не все? – И он удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Если бы я думал, будто мне нечему учиться, я бы сюда и не пришел! – отпарировал я, прежде чем успел прикусить язык. На другом конце стола гулко хохотнул Килвин.

Хемме открыл было рот, но ректор взглядом заставил его умолкнуть прежде, чем он успел сказать что-нибудь еще.

– Ну ладно, – начал ректор, – я полагаю, что…

– Я бы тоже хотел задать несколько вопросов! – заявил человек, сидевший справа от ректора. У него был странный выговор, я никак не мог понять, откуда он. А может быть, у него просто голос был такой звучный. Когда он заговорил, все сидящие за столом слегка встрепенулись и снова притихли, словно листья под порывом ветра.

– Магистр имен! – сказал ректор. В его голосе слышались уважение и смятение одновременно.

Элодин был моложе всех остальных минимум лет на десять. Чисто выбритое лицо, глубоко посаженные глаза. Среднего роста, среднего телосложения, ничего особенно впечатляющего в нем не было, если не считать того, как он сидел за столом: то пристально наблюдал за чем-то, а в следующую минуту, соскучившись, отвлекался и устремлял взгляд куда-то на балки высокого потолка. Будто ребенок, которого заставили сидеть со взрослыми.

Я почувствовал, как магистр Элодин посмотрел на меня. В самом деле почувствовал! Я с трудом сдержал дрожь.

– Со-хекет ка сиару крема-тет ту? – спросил он. «Хорошо ли вы говорите по-сиарски?»

– Риэуса, та крелар деала ту.

«Так себе, спасибо».

Он вскинул руку с поднятым указательным пальцем:

– Сколько пальцев я поднял?

Я на секунду призадумался, хотя, казалось бы, этот вопрос не заслуживал долгих размышлений.