Имя ветра

Поэтому они меня ненавидели, и ненависть проглядывала у них в глазах, когда Денна этого не видела. Я предлагал еще раз угостить очередного кавалера выпивкой, но он настаивал на том, чтобы угостить меня, а я любезно соглашался, и благодарил, и улыбался ему.

«Я знаю ее дольше, – говорила моя улыбка. – Ну да, ты бывал в кольце ее рук, пробовал на вкус ее губы, чувствовал ее тепло, а мне этого не дано. Но есть некая ее часть, отведенная только мне. Тебе до нее не дотянуться, сколько ты ни пытайся. И когда она тебя бросит, я по-прежнему буду рядом, по-прежнему буду ее смешить. Мой свет сияет в ней. Я буду рядом и тогда, когда твое имя она давно забудет».

Много их было. Она проходила их насквозь, как перо через мокрую бумагу. И бросала, разочарованная. Или они, отчаявшись, оставляли ее, в тоске, в печали, но до слез никогда не доходило.

Раза два я видел ее в слезах. Но не из-за мужчин, которых она потеряла или бросила. Она тихо плакала из-за себя самой, потому что в душе у нее была какая-то страшная рана. Я не мог понять, что это за рана, а спросить не осмеливался. Вместо этого я просто говорил что мог, чтобы снять боль, и помогал ей закрывать глаза на мир вокруг.

Время от времени я говорил о Денне с Вилемом и Симмоном. Они были верными друзьями и делились со мной разумными советами и сострадательным сочувствием примерно в равных долях.

Состраданием я дорожил, а вот советы были более чем бесполезны. Они побуждали меня сказать ей всю правду, открыть перед ней свое сердце. Ухаживать за ней. Писать стихи. Дарить розы.

Розы! Они ее не знали. Как ни ненавидел я мужчин Денны, они преподали мне урок, которого иначе мне бы получить было негде.

– Ты одного не понимаешь, – объяснял я Симмону в один прекрасный день, сидя на скамье у столба. – В Денну все время кто-нибудь влюбляется. Ты представляешь, каково ей? Как это утомительно? Я – один из немногих ее друзей. И этим я рисковать не стану. Не стану я кидаться на нее. Она этого не хочет. Я не собираюсь становиться одним из сотни ухажеров с телячьими глазами, которые таскаются за ней, словно одуревшие от любви бараны.

– Я просто не понимаю, что ты в ней нашел, – осторожно заметил Сим. – Ну да, она очаровательна, сногсшибательна и так далее. Но, по-моему, она… – он замялся, – она довольно жестока.

Я кивнул:

– Да, она такая.

Симмон уставился на меня в ожидании и наконец спросил:

– Как? Ты не собираешься ее оправдывать?

– Да нет. «Жестокая» – это хорошее определение для нее. Но, по-моему, ты говоришь «жестокая», имея в виду что-то другое. Денна не злая, не сварливая, не коварная. Она жестокая.

Сим долго молчал, потом наконец ответил:

– Я думаю, она может быть и злой, или сварливой, или коварной, и при этом жестокой.

Милый, славный, честный Сим. Он никогда не мог заставить себя напрямую говорить про человека что-то плохое – только предположить. Даже это для него было нелегко.

Он поднял взгляд на меня.

– Я говорил с Совоем. Он до сих пор от нее не отошел. Он ведь ее любил по-настоящему, знаешь ли. Обращался с ней как с принцессой. Он бы для нее сделал все, что угодно. А она его все равно бросила, без объяснений.

– Денна – она дикое существо, – объяснил я. – Как лань или летняя буря. Если буря снесла твой дом или сломала дерево, ты же не говоришь – ах, какая злая буря. Буря жестока. Она ведет себя в соответствии со своей природой, и, увы, иногда при этом кто-нибудь страдает. Вот и Денна так же.

– Лань – это же самка оленя?

– Нет, это другой вид оленя. Как ты думаешь, есть ли смысл гоняться за диким животным? Никакого смысла нет. Это работает против тебя. Ты ее так только спугнешь. Остается только тихо стоять в надежде, что со временем лань сама подойдет поближе.

Сим кивнул, но я видел, что на самом деле ничего он не понял.

– А ты знаешь, что раньше это место называлось «Вопрошальным залом»? – спросил я, подчеркнуто меняя тему разговора. – Студенты писали вопросы на клочках бумаги и пускали их по ветру. В какую сторону бумажка вылетит с площади, такой и ответ был. – Я принялся указывать на проходы между серых зданий, как показывал мне Элодин: – «Да». «Нет». «Может быть». «В другом месте». «Скоро».

На часовой башне ударил колокол, и Симмон вздохнул, чувствуя, что продолжать разговор бесполезно.

– В уголки играть пойдем сегодня?

Я кивнул. Когда он ушел, я сунул руку в карман плаща и достал записку, которую Денна оставила у меня в окне. Я еще раз ее перечитал, медленно, не спеша. Потом бережно оторвал нижнюю полоску бумаги с ее подписью.

Я сложил полоску с именем Денны вдвое, скрутил ее и позволил ветру, постоянно дующему в этом дворе, вырвать ее у меня из руки и завертеть среди немногих оставшихся осенних листьев.

Бумажка затанцевала на мостовой. Она крутилась и вертелась, выписывая узоры, слишком разнообразные и непредсказуемые, чтобы их понять. Но, хотя я прождал до тех пор, пока небо не потемнело, ветер так и не унес ее прочь. Когда я уходил, мой вопрос все еще носился по Дому Ветра, не давая ответов, но намекая сразу на все. «Да». «Нет». «Может быть». «В другом месте». «Скоро».