Имя ветра

– И сколько разных систем тут присутствует? – я заметил слабый красный отсвет, прыгающий вдали между полками, и указал на него.

Фела повернула в другую сторону, уходя от лампы и ее владельца.

– Ну, смотря как считать, – вполголоса ответила она. – За последние триста лет – как минимум девять. Хуже всего было лет пятьдесят назад, когда в течение пяти лет сменились четыре магистра архивов. В результате скрибы разбились на три фракции, у каждой была своя система каталогов и каждая твердо верила, что именно их система – наилучшая.

– На гражданскую войну смахивает, – сказал я.

– На священную, точнее, – сказала Фела. – Такая тихая, продуманная священная война, в которой каждая из сторон была уверена, что именно они-то и спасают бессмертную душу архивов. Они воровали книги, которые уже были расставлены по другой системе. Прятали книги друг от друга или переставляли их местами на полках.

– И долго все это тянулось?

– Почти пятнадцать лет, – сказала Фела. – Могло бы тянуться и по сей день, но скрибы магистра Толема в конце концов сумели украсть каталожные журналы магистра Ларкина и сожгли их. Ларкинцы после этого работать больше не могли.

– И что, мораль истории в том, что книги внушают людям небывалые страсти? – мягко поддел я. – Потому и приходится проверять читальные норки?

Фела показала мне язык.

– Мораль истории в том, что здесь царит жуткий бардак. Когда толемцы сожгли каталоги ларкинцев, мы практически «потеряли» почти двести тысяч книг. Это же были единственные записи, где было указано местоположение тех книг. А еще пять лет спустя Толем умирает. И угадай, что происходит дальше?

– Новый магистр архивов решил снова начать с чистого листа?

– Это как бесконечный ряд недостроенных домов, – сердито сказала Фела. – Искать книги по старой системе легко, так и строится новая система. Тот, кто строит новый дом, таскает стройматериалы из того, что было построено раньше. При этом старые системы никуда не деваются, от них остаются обломки и развалины. Мы до сих пор находим залежи книг, которые скрибы прятали друг от друга много лет назад.

– Чувствуется, что для тебя это больное место, – с улыбкой заметил я.

Мы дошли до лестницы, и Фела обернулась ко мне:

– Это больное место любого скриба, кто провел в архивах дольше двух дней. В «книгах» люди скандалят, когда у нас уходит больше часа на то, чтобы принести им то, что они просили. Они не понимают, что это совсем не так легко, как подойти к полочке «история амир» и достать оттуда книжку.

Она отвернулась и стала подниматься по лестнице. Я молча следовал за ней, привыкая к новому взгляду на вещи.

Глава 91 Достойная добыча

После этого осенняя четверть пошла для меня как нельзя лучше. Фела мало-помалу знакомила меня с внутренним устройством архивов, и я проводил все свободное время, шастая по архивам и пытаясь откопать ответы на тысячу своих вопросов.

Элодин занимался тем, что, в принципе, могло бы сойти за обучение, хотя по большей части он, похоже, предпочитал не столько проливать свет на природу имен, сколько сбивать меня с толку. Мои успехи были столь незначительны, что иной раз я спрашивал себя, стоит ли тут вообще говорить об успехах.

Время, оставшееся от учебы и изысканий в архивах, я проводил на дороге в Имре и обратно, не ища имя надвигающегося зимнего ветра, но, по крайней мере, бросая ему вызов. Больше всего шансов найти Денну было в «Эолиане», и чем сильнее портилась погода, тем чаще я встречал ее там. К тому времени как выпал первый снег, мне обычно удавалось застать ее один раз из трех.

Увы, мне нечасто удавалось получить ее целиком в свое распоряжение: она обычно бывала не одна. Как и говорил Деох, она была не из тех девушек, которые подолгу остаются одни.

Но я все равно продолжал ходить. Почему? Потому что каждый раз, как она меня видела, внутри нее вспыхивал какой-то свет, на миг заставляя ее просиять. Она вскакивала, подбегала ко мне, хватала под руку. И, улыбаясь, подводила к столику и знакомила со своим очередным кавалером.

Я познакомился с большинством из них. Никто из них не был ее достоин, и потому я презирал и ненавидел их. Они же в свою очередь ненавидели и опасались меня.

Но мы были друг с другом любезны. Неизменно любезны. Это была своего рода игра. Он приглашал меня присесть, я угощал его выпивкой. Мы болтали втроем, его глаза мало-помалу темнели при виде того, как она мне улыбается. Он поджимал губы, слушая, как она хохочет в ответ на мои шутки, истории, песенки…

Все они вели себя одинаково, пытаясь продемонстрировать власть над нею разными мелкими жестами. Взять за ручку, поцеловать, небрежно приобнять за плечи.

Они цеплялись за нее с отчаянной решимостью. Некоторые из них просто злились на мое присутствие, видя во мне соперника. Но у других в глубине глаз с самого начала виднелось испуганное понимание. Они понимали, что она их бросит, и не понимали почему. И они цеплялись за нее, как моряки, потерпевшие кораблекрушение, цепляются за скалы, невзирая на то что о них можно разбиться насмерть. Их мне было почти что жаль. Почти что.