Цыган в цветном жакете и два оборванных бургундца в потрепанных стеганках тщетно осматривали весь калефакторий. От разбитого окна поддувало, пламя светильника дрожало, тени в углах оживали.
–
– За бочками проверьте.
Они заглянули в щель между стеной и старыми кадками. Там было пусто. Огонь светильника задрожал снова.
– Тут что-то есть! – испуганно крикнул один из разбойников.
– Где?
Взгляд бургундца скользил вверх, вдоль деревянного столба, что поддерживал свод, до той густой тьмы, где…
Раздерганная тень вынырнула из мрака и ворвалась между ними. На первый взгляд она напоминала человека в плаще, но двигалась так быстро, что они едва успевали следить за ней. С тихим звуком тень приземлилась за спиной одного из наемников. Они услышали только двойной посвист клинков, режущих воздух.
Бургундец схватился за горло. Захрипел. Пытался вдохнуть. Потом сдался и упал на пол. Из перерезанного его горла лилась кровь.
– Ты су… – цыган с кинжалом двинулся на нападавшего. Был он быстр и ловок, в Нарбонне случалось ему убивать даже неплохих мечников.
Оставшийся в живых бургундец обошел врага с другой стороны, прицелился мечом и ударил изо всех сил.
Цыгана вдруг что-то оттолкнуло в сторону, бросило на товарища. Головорез не успел отпрыгнуть. Не сумел удержать меч и отрубил цыгану ногу ниже колена.
Тот завыл, свалился между бочками, корчился на полу, сжимая окровавленный обрубок. Бургундец недоверчиво охнул, опустил меч. Нападавший не дал ему времени для размышлений. Развернулся пируэтом, хлестнул кинжалами раз, другой, третий, четвертый! А потом воткнул клинок чинкуэды прямо ему в живот, прокрутил, придержал – и выдернул.
Бургундец закричал, не понимая, что происходит. Даже не пытался удержать вываливающиеся кишки. Сделал шаг к двери, словно хотел убежать, но ноги у него подкосились. Упал, умирая в корчах, в агонии колотя пятками об пол.
Вийон перепрыгнул через него и пошел к выходу.
–
Шли они через лес, освещенные сиянием луны, то и дело выглядывавшей из-за туч. Дорогу им указывали светляки – словно крохотные фонарики, светящийся же мох бросал на дорогу едва видимый отсвет. Леса полнились запахом мокрой листвы и влаги. Огромная стена гор возносилась далеко впереди, за лесами, за туманами, что лежали меж холмами и излучинами Од. Однако им не нужно было туда забираться. Шли они в монастырь Сен-Роше. Дети смело глядели во тьму, не боялись ни волков, ни призраков. Как могли они бояться, если вела их достойная и чистая Госпожа на белом коне? Они пели и молились:
– Святая Мария, Дева вечная, любовью Сына Божьего, который Тебя возлюбил, дабы вознести тебя над хорами ангельскими, выслушай нас…[67]
Марион улыбнулась. Ее острые белые зубки на миг выступили из-под красных губ.
– Святая Мария, а когда мы увидим Исусика? – спросила какая-то девочка.
– Еще немного, моя малышка. Иисус ждет вас в монастыре.
– А как он выглядит?
– Он… он прекрасен, словно архангел. Волосы его из чистого серебра, доспех из лунного света и меч, которым он отрубает головы неверным. Он велик… Он прекрасен!
Шли они полями и лесами. Проходили мимо руин крепостей и замков, оставшихся со времен катаров, спускались в глубокие ущелья, наполненные шумом потоков и водопадов. А потом встала над ними глыба аббатства. Были у цели.
Дети с криком бросились в сторону церкви. С плачем и молитвами бежали наперегонки на встречу с Иисусом. Хотели войти внутрь, но перед самыми дверьми Мария заступила им дорогу.
– Ждите смиренно! – крикнула. – Иисус Христос сам выйдет к вам и проведет на молитву. Ждите смиренно и повторяйте «Славься, Мария» и «Отче наш»! Иисус любит вас. Скоро его увидите.
Сама же соскочила с коня и толкнула дверь церкви. А потом обернулась к невинным деткам со зловещей улыбкой. Отступила и исчезла в святыне.
Дети молились. Дети верили Марии. Дети ждали Иисуса…
Жиль де Силле нахмурился. Что это, черт возьми, значит? О чем это Достойный?
– Не понимаю, брат… Ты обещал мне бессмертие… Ты говорил, что я избегу кары…