Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы

Карлик бросил сверток на землю и дернул, вываливая содержимое на траву. Блеснули в лунном свете кирки. Рабюстель разложил рядом кусок полотна.

– Доктор Агриппа сможет пилить кости, сколько душа его пожелает, – сказал он тихо. – Причем – молодухины. Раритет…

– Долго она тут лежит? – спросил Лионель. – А чтоб его чума разорвала! Давненько я себя так не чувствовал, как нынче.

– Хорошая, сутошной свежести, холодненькая, – проворчал Рабюстель на жаргоне городских кладбищенских гиен. – Вон там начинай, от головы.

Когда Рабюстель воткнул в могилу лопату, Лионель со страхом оглянулся. Казалось, эхо прокатилось по всем подземным криптам и катакомбам некрополя. На Рабюстеля это не произвело никакого впечатления. Он работал, тяжело дыша. Спешил, землю из могилы выбрасывал на кусок материи. Не должны они были оставить после себя никаких следов.

Копали долго. Лионель уже не замечал, как пот стекает из-под надвинутого на лоб капюшона. Всматривался в землю, ожидая того мгновения, когда услышит удар железа о деревянное веко гроба. Почти молился, чтобы это наступило как можно быстрее. Но когда лопата Рабюстеля наконец ударила во что-то, ответившее слабым стуком, по спине его пробежала дрожь ужаса. Их окружало мрачное кладбище. Молчаливые деревья в инее да могилы, что смотрели на них со всех сторон. Тени их переплетались с полосами лунного света, резали пространство на черные и серые пятна.

Рабюстель снял лопатой влажную землю с двух колец, врезанных по бокам гроба. Взял толстую конопляную веревку и пропустил ее под оба ухвата. Быстро вылез из ямы и ухватился за конец веревки. Когда они сдвинули гроб, что-то тихо затрещало. Гроб был тяжелее и массивнее, чем они предполагали. Миновали долгие минуты, прежде чем он упокоился на кучке песка. Дубовый солидный гроб, с медной оковкой в форме грифонов и орлов, выглядел зловеще. Лионель беспокойно огляделся. Ему показалось, словно кусты вдоль тропинки, по которой они сюда пришли, стоят не так, как должны были. Как стояли днем. То ли приблизились друг к другу, то ли стало их больше.

– Рабюстель! – прохрипел он. – Что мы… Что мы делаем?

– Хватит стонать. Ты ж уже потрахивал холодных! Этого тоже счас уделаем.

– Эту, – поправил шепотом Лионель. – Она молодой преставилась.

– Патрицианка, сука! – Рабюстель воткнул лом в щель между веком и основой гроба. – Сама померла или как-то так.

Карлик закусил губу и перекрестился. Заметил, что по ссохшемуся бородавчатому лицу бесстрашного Рабюстеля текли крупные капли пота. Грабитель склонился, его большая, лишенная волос и бровей голова высунулась из капюшона. Изо всех сил подцепил он ломом крышку гроба. Раздался тихий треск ломающегося дерева. Лионель почувствовал дрожь.

Не отводя глаз, смотрел на крышку, ожидая того, что должно из-под нее появиться.

Рабюстель отбросил покровы в сторону.

Ничего не случилось. Покойница лежала тихо, спокойно, лицо ее покрывала белая вуалетка, светлые волосы были разложены вокруг головы. Сквозь тонкую ткань Лионель видел смертную бледность ее лица. Руки, сложенные на груди… Грудь эта – он представлял ее себе, хотя никогда не видел, – должна быть большой, исполненной женской соблазнительности, под тканью должны скрываться темные соски, дерзко торчащие над плоским животом и тонкой талией… Лионель взглянул внимательней. Обычно он жаждал женщин, извлекаемых из гроба. Хорошо знал, что с уродливым своим телом даже о худших из городских девок не может и мечтать, а потому вместо живых были у него мертвые. Они были лучше. Он мог делать с ними все, что хотел. Но эта… С ней было все иначе. Часто вместе с Рабюстелем он насиловал мертвые тела, но нынче не чувствовал желания.

– Ну, что ж… Мертвая шлюха, – пробормотал Рабюстель. – Странно, что похоронили ее здесь, на освященной земле. Ну, в мешок ее – и уносим ноги!

Лионель взглянул на прекрасное бледное лицо покойницы. Его еще не тронуло разложение… Руки женщины, вытянутые вдоль тела, были тонкими и изящными. Вдоль тела… Что-то тут было не так…

– Рабюстель! – крикнул он. – Ты старый дурень!

– Что ты там бормочешь? – варнак склонился над лежащей.

И вдруг карлик понял! Эти руки… Эти мертвые руки не должны, не могли лежать по обе стороны тела, если раньше они лежали на груди!

– Что это… – начал Рабюстель и замолчал.

Неожиданно в глазах покойницы заплясали два огонька белого света, а на мертвом теле вспыхнули языки белого пламени.

– Жжет! Жжет меня! – завыл Рабюстель. Белый, как раскаленное железо, огонь охватил его фигуру. Плащ и вытертый кубрак в один миг заполыхали ясным огнем.

Лионель, ослепленный внезапным светом, непроизвольно отпрыгнул подальше и спрятался за ближайшим надгробием. Через миг выглянул, прикрывая лицо руками.

Рабюстель пылал. По плащу его плясали хаотичные языки белого огня. Лионель почувствовал тошнотворный смрад горящего мяса. Рабюстель упал на колени, а карлик развернулся и побежал. Гнал что было сил, спотыкаясь о надгробия, падая на каменные плиты и таблички. Сзади услышал еще тихий шум, но уже успел добраться до ворот кладбища и, проскочив темную пасть их, погнал вниз по улочке.

* * *