Имитация. Падение «Купидона»

Дом на берегу с глянцевых постеров, которые когда-то восторженно показывал мне Джош Морган, на деле оказался шикарной частной резиденцией, своего рода мини-отелем, но для ограниченного числа постояльцев. Три этажа, стеклянный лифт, пять спален, столько же ванных комнат, несколько бассейнов, лодочный и гостевой домики, ухоженный сад, теннисный корт, небольшие виллы для прислуги. Тихая гавань, спрятанная недалеко от огромного мегаполиса, уединённая бухта, пальмы, солнце, белый песок, голубая лагуна — рай на Земле.

Идеалистическую картину нарушает только выставленная по периметру охрана, но это так, детали. Я же не пленница, конечно, нет. Ага! Мы все тут по своей воле живем, наслаждаемся, дышим морским воздухом. Нет, утрирую я. Аннабель и Джош довольны, кажется. Джо — точно да, а вот Аннабель — не знаю. Не могу с ней разговаривать. Пугает она меня, хотя вроде не уродина и не такая старая. Мне взгляд ее не нравится: сочувствующий, понимающий, жалостливый. Не хочу, хватит, не надо больше. Гораздо проще никому не верить, не любить, не чувствовать.

Джош не в счёт, он ангел, его любить легко и просто, а потом малыш родится, и я его любить буду, уже люблю, и больше никого не надо.

Если бы существовала таблетка, способная стереть память, я бы выпила ее без сомнений. Но, к сожалению, создатели наркотика, которым меня напичкала Фей Уокер, не позаботились о том, чтобы создать вакцину. Теперь я понимаю, почему на него так быстро подсаживаются. Не из-за потрясающего эффекта, хотя, возможно, некоторым он и кажется таковым, а от незабываемого послевкусия, мучительного чувства вины и стыда, следующих за мной, куда бы я ни шла, чтобы ни делала, как бы ни убеждала себя в том, что меня просто использовали.

Не помогает. Не забывается. Не утихает разъедающая душу горечь, злость, обида и отвращение. Меня предали, плюнули в душу. Растоптали волю, гордость, надругались над наивными мечтами, разрушили надежды на счастливое будущее. Не хватит слов и эпитетов, чтобы выразить весь спектр моей ярости, ненависти, они выжигают меня дотла, снова и снова, не давая ни мгновения передышки, проникают во сны, в мысли — всегда со мной, как неумолимый призрак, навязывающий одни и те же образы. Отталкивающие, отвратительные.

Доктор Кларенс, с которой я до сих пор поддерживаю связь, говорит, что реакции, даже отрицательные, лучше, чем апатия и отрешение, периодически накатывающие на меня. И я благодарна ей за все, что она сделала для меня; за поддержку и искреннее участие. Уверена, что Джером Морган способен купить даже больницу, в которой я лежала, но моего психолога купить не вышло. Прислушался или просто отступился? Почему-то второй вариант нравится мне меньше. Второй вариант снова ведет меня к мучительным мыслям и воспоминаниям, грязным, детальным и словно чужим, но намертво запечатлевшимся в голове. И снова стыд, неприятие, глухая ярость, непонимание, как какой-то наркотик может вот так сиюминутно уничтожить волю, затуманить разум, оголяя инстинкты, о которых я даже не догадывалась. Искусственные они, или все-таки есть во мне что-то развратное, постыдное, мерзкое. И обида глупая, нелепая на то, что не пришел, не нарушил запрет, не ворвался, наплевав на все предписания, отпустил. И телефон молчит. Ни звонка, ни сообщения.

И только в новостях иногда его имя мелькает, и с фотографий в сети улыбается, корпорацию возглавил, дела у него, проблемы, заводы взрываются. Моро неделю назад в кому впал и через сутки умер, а Джером на бизнес конференции ездит, светские рауты посещает. А еще хуже новости в жёлтой прессе — сплетни, домыслы, новые женские лица рядом и прежние тоже. Гонсалез эта, сука сушенная.

Глупо же… глупо. Сама кричала, что не хочу видеть. Ненавижу, не прощу никогда. Не прощу. Себя или его? Не знаю. Обоих, наверное. Вместе дел наворотили, я прицепилась, а он… что он? Взял то, что предлагали, а теперь. Что теперь? Разбитая, но не пустая. Есть для чего жить и для кого, но разве одно другим заменишь? Объяснений хочу, оправданий. Дура я непроходимая, больная на голову, идиотка малолетняя.

Мало тебе, Эби? Не осталось уже ни гордости, ни веры. Да и во что верить? В кого? Лжи хочешь? Боли новой? Еще ниже опуститься, чтобы потом не подняться уже, и как те с фотографий. Какие объяснения? Сама все видела. Не монтаж, не игра воображения, а правда, жестокая, беспощадная. А обещания, клятвы? Кому они нужны? Знала же, догадывалась, в каком мире он живет, вращается. Нельзя там плавать и незапятнанным остаться. Это я, как дуреха последняя, за мечтой сломя голову мчалась, в детские фантазии верила. А он правду говорил, бежать надо было, бежать без оглядки, когда шанс был. На что надеялась? Любви ждала? Так получи и не жалуйся. А если больно, то сцепи зубы и терпи, и радуйся, что легко отделалась. Да легко ли?

— Штормит сегодня, и ветер усиливается, — говорю, очки на голову поднимая. Встаю и к Джошу оборачиваюсь, с шорт песок отряхиваю. Он молчит прищурившись. Кепка козырьком набок, взгляд хитрый, задумчивый.