Хотя в нашем случае больше подойдет слово прощай. Злое, тяжелое, не оставляющее надежды. А я хочу, чтобы у тебя она была. И поэтому говорю «здравствуй». Здравствуй столько, сколько получится. И если ты читаешь, значит, я уже не увижу финала нашей не сложившейся истории. И никакого обещанного тобой рая не будет. Ты много давал обещаний, Джером, и каждый раз верил в них и сдержал бы каждое. Я знаю. Знаю, что ты не лгал мне, и пусть недолго, но мы были счастливы, отчаянно молоды и легкомысленны, мы урвали свой глоток свободы на заре катастрофы, не думая о последствиях, о том, что произойдет после ядерной зимы. Ты имеешь право сомневаться, но я была максимально искренна. Настолько, насколько позволяли обстоятельства.
Наверное, это пятое по счету письмо, не уверена. Каждый раз, когда я готова была передать свое послание Квентину, что-то происходило, и я переписывала. Все время казалось, что я что-то не сказала, забыла, упустила самое главное. Долгое вступление, потом неровными скачками по событиям и в итоге мучительные оправдания. Хорошо, что ты их не прочтешь никогда… То, что ты держишь в руках, последнее, и поэтому самое правильное и откровенное.
Когда-то очень давно Квентин сказал мне, что только мертвецы не врут. И я не буду. Мне только хочется надеяться, что я умерла достойно, не унижалась, не струсила в последний момент. Мы можем бесконечно воображать себя сильными и уверенными, представлять, как с гордо поднятой головой зайдем на эшафот, цепляясь за совершенные преступления, но в истории, реальной истории, описаны совершенно другие случаи. Даже грозные короли на плахе мочились в штаны и умоляли о пощаде.