Immortality

Вслед за ублюдками я спустилась в подвальное помещение, где расположился домашний кинотеатр. Несколько рядов кресел размером с двуспальную кровать с отверстиями для напитков в подлокотниках, широкое белое пятно экрана, барная стойка с рядом бутылок и автомат по производству попкорна – любой подросток до сих пор мечтает заиметь нечто подобное у себя дома. Я стояла в конце зала, наблюдая, как парни рассаживаются в креслах, подстраивая их под себя, опускали спинки и приподнимали подставки для ног. Я слышала, как с шипением открываются бутылки с пивом, как челюсти пережёвывают чипсы и солёный попкорн. Напряжение, возникшее между ними наверху, исчезло. Правда, Винс замешкался у автомата с попкорном, и я чувствовала, что это было сделано специально. Кресло рядом с Риком оставалось свободным, но, наверное, так было всегда, потому что облегчение на лице Винса, когда он увидел, что двое других устроились в первом ряду, занимая оставшиеся, было абсолютно явным.

- Свет! – раздался голос Рика, и маленький зал погрузился в темноту.

По экрану побежали цифры, означающие начало записи. Изображение появилось одновременно со звуком. Мне понадобилось некоторое время, чтобы разобраться в том, что я вижу. Камера была внутри фургона, и по тому, как она дёргалась, по непрекращающемуся гулу я поняла, что фургон движется. Внезапно в груди возникла тяжесть, будто в меня влили чёртову тонну свинца. Ноги подкосились, и я тяжело опустилась в кресло через проход от Винса.

Изображение запрыгало, а следом на экране крупным планом возникло лицо Рика. Его чёрные зрачки были расширены и закрывали почти всю роговицу. Парень определённо был под кайфом. Издав воинственный клич, он прокричал:

- Ии-ха! Охота открыта, парни. Сегодня на повестке дня краснокожие.

Ответом ему был восторженный рёв. Отведя камеру от себя, Рик навёл её на сидящего напротив Сэла. Тот, развалившись в кресле, курил сигарету, держа в другой руке початую бутылку «Джека Дениелса». Потом камера скакнула вправо, фокусируясь на сидящих спереди.

- Эй, Бугай, покажись.

Круглая, красная, как помидор, рожа Бугая заполнила весь экран. Он поднял два пальца и растянул свои толстые губы в улыбке.

- Приве-ет.

- А твой братец ничего не хочет нам сказать? – спросил Рик.

Сидевший за рулём Винс, быстро обернулся и, вытянув правую руку, «выстрелил» в камеру большим и указательным пальцем.

Съёмка прервалась, чтобы возобновиться через мгновение. Бежавшие цифры в углу экрана изменились. Прошло минут пятнадцать. Ничего не происходило. Я видела тёмный салон фургона и всё те же редкие огни ночного города, мелькавшие в лобовом стекле.

Было несколько таких перерывов, когда, наконец, заговорил Сэл:

- Сучки! Ни одной «красной» сегодня на работу не вышло.

- Может, у них месячные в один день, - заржал Винс.

- Надо было брать китаянку с Брукс стрит.

- Сегодня мы охотимся на инди, - услышала я злой голос Рика, и камера выключилась.

При следующем включении изображение вновь было не в фокусе, но зато я всё отчётливо слышала.

- Я сказал тормози.

- Рик, мне не нравится эта идея.

- Тормози, мать твою, иначе я тебе мозги вышиблю. Сэл, приготовься врезать сразу, как я втащу её, усёк?

- Да.

Я услышала, как фургон остановился. Следующим звуком был металлический лязг отодвигающейся двери. Потом возня. Тихий разговор на заднем плане. А затем то, что я больше всего боялась: тишину ночи разорвал женский крик. В следующее мгновение раздался тошнотворный хлюпающий звук, и крик оборвался.

Я зажмурилась, чувствуя, как под пальцами трещит мягкая обивка кожаного сидения.

Я могла закрыть глаза и не смотреть на экран, но не могла оглохнуть, чтобы не слышать звуки, которыми сопровождалось происходящее там. Дрожащими ладонями я закрыла уши, но слышала всё, вплоть до треска рвущейся ткани и тяжёлого сопения.

Мне надо было решить, что с этим делать. Следуя за ублюдками, я не имела определённой цели, кроме как увидеть их всех вместе. Однозначно, я хотела выбить признание из всех четверых в совершенном ими преступлении, но когда увидела ту стопку дисков - как же много их было! И эта периодичность дат! Невозможно было поверить, что за десять лет ни у окружающих, ни у полиции не возникло относительно них никаких подозрений. Я подумала о деньгах, которыми был напичкан этот дом: за них можно было купить всё – молчание, судей, присяжных. Я была уверена, что ни единожды эти деньги работали подобным образом. Но ни в этот раз.