Император

Степан рвался в бой. Это понятно, он воин. Вместе с тем, казак все больше оттирал меня от всех событий, опекая, словно ребенка. Но я не собирался в глазах моих же офицеров выглядеть что-то вроде разнеженного мальчика. Фридрих практически на острие атаки, его авторитет в армии непререкаемый. Мое же нахождение не на поле сражения, но рядом с ним, дает в том числе и в политические преференции. За что меня убили в иной истории? В том числе за то, что предал армию, завоевания, что были совершены через кровь русского солдата и офицера. Тут же император сам на войне и сдаваться не собирается.

— Воля Ваша! — сказал, как будто обиделся, Степан.

Может, и многое я позволяю ему, даже проявлять некоторые капризы, хотя должен взять «под козырёк» и выкрикнуть «есть». Но порой хочется увидеть в людях вот такие эмоции. Честные, неподдельные. А то чаще всего заискивание, лицемерие, льстивость, официоз. Даже с женой…

Через полчаса я уже был в ставке Румянцева.

— Ваше Императорское Величество⁈ — растеряно сказал Петр Александрович.

— Работайте, генерал-аншеф. Нарабатывайте на чин фельдмаршала! — позволил я себя шутку.

— Ваше Величе…

— Я сказал: работайте! И учтите в своих раскладах три с половиной тысячи кавалерии южнее прусских позиций на пять-шесть верст. Красная ракета — атака, синяя — перейти в расположение наших войск, — перебил я Румянцева.

Может, и не надо было, вот так, как снег на голову являться в Центр управления сражением? Все вокруг как-то растерялись. Началась суета, даже позабыли о том, что уже как час идет сражение.

— Пруссаки вышли линией на левом фланге! — закричал офицер, который следил на сигналами с воздушного шара. — Шар теряет высоту!

— Запускайте следующий! — закричал Румянцев.

— Нет готового к запуску, все использовали. Двадцать минут до готовности шара! — сообщил офицер.

— Петр Александрович! Успокойся и работай! Ничего страшного не происходит! — нарочито спокойно говорил я, стараясь быть убедительным, чтобы к Румянцеву вернулась уверенность.

«Ничего страшно, действительно, не происходит, просто ведем бой с одним из гениев военного искусства современности» — подумал я, но вслух подобное говорить не стал.

— Вестовой! Генералу Брауну передать, чтобы занял оборону и стоял. Никакого отступления! — приказал Румянцев.

На самом деле у Румянцева на левом фланге образовался вполне себе козырь в виде трех полков кавалерии, с которыми я прибыл. Но командующий и так это знает. Пусть воюет! Это будет его победа… или поражение. Не дай Бог!

Русский правый фланг пришел в движение, и после очередного массового запуска ракет и ядер по позициям пруссаков егеря генерал-аншефа Ливена двинулись вперед, беря на прицелы прусских офицеров. Следом пошли гренадеры.

В это же время левый фланг принимал удар прусской косой линии.

*………*………*

Южнее Кенигсберга

15 июля 1752 года. 11:10

— А что, богатыри русские! Поддадим супостату? Не робей, братцы! И пруссака бить можно и нужно! Держи строй! — воодушевлял солдат Александр Васильевич Суворов, ведя головной полк своей дивизии в атаку.

Пруссаки так же выстраивались в линию, по которой периодически прилетали русские ядра. Демидовские гаубицы били навесом, что позволяло русским егерям и гренадерам все ближе подбираться к вражеским позициям, практически не встречая сопротивления. Вот уже метров пятьсот осталось до пруссаков. Еще шагов сто и начнут работать штуцерники, пруссакам вообще станет неуютно строить линию.

— Кирасиры! Кирасиры поганых! — кричали справа от Суворова в метрах двухсот.

— Каре! Всем строиться в каре! — закричал Александр Васильевич.

Споро, четко, словно на учениях, стали образовываться не менее десяти каре. Однако, прусские кирасиры не позволили ощетиниться полку, который стоял в большой линии крайним справа. Началось избиение русских пехотинцев. Он задержали и сбили динамику атаки кавалерии, отчего остальные полки успевали выставить каре.

— Передайте братцы, чтобы Второй Новгородский полк поддержал Ладожский! — крикнул Суворов, с тоской смотря на позиции неприятеля.

Генерал-майору хотелось не оборонятся, а лихо вскочить на прусские позиции, пока неприятель все еще не может построить свою линию. Идеальный шанс продавить пруссаков на правом фланге.

— Гусары по фронту! — сообщили Суворову.

— Что? Фридрих с ума сошел? — генерал-майор ухмыльнулся.

Атаковать гусарами плотный строй каре, пусть еще и не до конца сформированный? Это действительно выглядело глупым маневром, если не считать такую самоубийственную атаку нужной, чтобы выиграть время для построения в линию прусской пехоты. Тогда, да! Гусарами жертвуют. И он, Суворов, вынужден отложить взятие прусских позиций на полчаса-час.

— Ну, что, семеновцы? Не посрамим честь русского оружия! — воскликнул Суворов, наблюдая в первом ряду, как приближаются прусские желтые гусары.