Император

Герман Карл фон Кейзерлинг всячески старался продемонстрировать свои верноподданнические чувства российскому императору, которого вроде бы уважал. Откуда появилось это самое «вроде бы?..» Да потому, что барон некогда видел мальчика Карла Петера Ульриха и тот произвел… мягко сказать не однозначное впечатление на тогда уже опытного дипломата. Это был забитый, может и запуганный мальчишка, который силился казаться взрослым, от чего становился лишь комичным. Кроме того, уже тот гольштейнский герцог, имел пристрастие к вину, да такое, что в пору и к медикусам обращаться.

И вот Кайзерлинг встретился с соправителем, ставшим нынче императором. Перед Германом Карлом стоял совершенно иной человек. Сильный, мужественного вида, тренированный воин. Пусть речь соправителя и была тогда далека от той, что привык слышать многоопытный дипломат, но глупостей в словах цесаревича-соправителя не было. Напротив, в какой-то момент барон поймал себя на мысли, что Петр Федорович объясняет свое повеление так, словно перед ним несмышлёный юнец, без собственного мнения и опыта. И вот такому императору Кайзерлинг хотел служить.

Тут крылась еще одна причина ревностного исполнения бароном своих обязанностей — Герман Карл хотел доказать, и себе в том числе, что он действительный профессионал, но не баловень судьбы, которого посылали в различные посольства только потому, что на самом деле, не на кого было возложить те роли, отыгрывать которые пришлось Кайзерлингу.

Рожденный в Курляндии Герман Карл был соратником Эрнста Берона, и его карьера в период правления Анны Иоанновны сильно шла в гору. Но пришли другие времена, и Кайзерлинг был, если не позабыт, то, по крайней мере, остановился в своем продвижении наверх. Елизавета Петровна не стала каким-либо образом принижать заслуги Кайзерлинга, назначая того то посланником Священной Римской империи, то в Пруссии, то в Речи Посполитой. Особенно почившая императрица была признательна барону за то, что Герман Карл смог добиться от Священной Римской империи официального признания императорского титула русских государей.

Кайзерлинг, действительно, опасался, что новый русский император отзовет его, и на том закончится карьера многоопытного дипломата. Тогда, на аудиенции у цесаревича-соправителя, барон, не получил назначения, несмотря на то, что выслушал немало различного рода пожеланий Петра Федоровича в отношении внешней политики Российской империи. Закончилась аудиенция и все… Кайзерлинг был забыт.

Каким же было удивление, что месяц назад барон получил повеление своего государя прибыть к Венскому двору и представлять там интересы Российской империи. К письму, подписанному императором, прилагалось и пространная записка с описанием видения императора того, как должны развиваться отношения с Австрией. Лейтмотивом всего написанного в записке была необходимость добиться у Венского двора признания русских завоеваний на Балканах, для чего предполагалось всячески спекулировать направлениями ударов русской армии в настоящей войне против Пруссии.

По сути, Кайзерлингу предписывалось заняться политическим шантажом. Подобного рода политика была не то, чтобы запрещена, в политике вообще запретов нет, но Российская империя ранее не пыталась диктовать свою волю европейским государствам, если это не Речь Посполитая. Но и Россия была иная, без феноменальных завоеваний в Азии на Балканах. Барон опасался, что виктории вскружили голову российскому императору.

Кайзерлинг понимал, что выполнить поручение императора он будет не в состоянии. Даже не нужно было идти и выспрашивать аудиенции у императрицы, чтобы понять, какой будет ответ. Герман Карл внимательно читал австрийскую газету. В Австрии печатные издания вовсю распылялись о недостаточности участия России в войне. Не только газетчики, но и большинство обывателей, кричали, что русским войскам необходимо выйти из Константинополя и выполнить свой союзнический долг, направив все возможные войска на разгром Фридриха Прусского. Потеря Австрией Богемии сильно довлела над формирующимся национальным самосознанием австрийцев.

Как опытный дипломат барон видел отношение к себе, и даже то, как некоторые люди, ранее выказывавшие всяческое благоволение, отворачивали, при самой безобидной просьбе русского посла.

В таких условиях пытаться подвигать русскую повестку, было бы равносильно политическому самоубийству. Нужно подходить к решению проблемы тонко, играя в долгую. Однако, Кайзерлинг не имел возможности ни подкупа австрийских чиновников, ни элементарных денег, чтобы устроить прием или продемонстрировать какой-нибудь жест, совершить поступок, например, закупить оружие для формируемого австрийского полка. Деньги… обещаны, но где они⁉ Не могли деньги дойти столь быстро, да и предыдущий опыт дипломата подсказывал, что далеко не факт, что серебро будет. Воруют еще до пересечения границы подвод с серебром.