Его дыхание в первые минуты сна было сумбурным, грудь тяжело вздымалась и опадала, как океанские волны во время шторма, потом дыхание резко участилось, стало прерывистым, затем замедлилось и, наконец, успокоилось. Вествуд задышал ровно и спокойно.
- Ну вот, вроде бы и всё, — сказал Мамба Палачу. Клиент готов, клиент спасён. Дальше — дело за нами. Я его породил, я за него и в ответе буду, — переиначив слова Тараса Бульбы, произнёс Мамба и добавил.
- Пусть твои люди продолжают в течение недели давать ему напиток, который я прислал, а потом привези его ко мне, но не забывай по-прежнему его поить. Думаю, он будет готов служить мне, несмотря на то, что ненавидит меня и боится.
- Впрочем, на всё воля Господа нашего! А Пути Господни неисповедимы! Душа же его давно погрязла в грехах. Но не всегда путь к свету лежит через свет, иногда он должен пройти и через тьму, чтобы очиститься. Так пусть же справедливость восторжествует! Аминь! — и Мамба, перекрестившись, вышел из хижины, забрав и таинственную чашу, и мешок, в который бросил все те склянки, которые оттуда достал.
Палач только кивнул в ответ на этот приказ и, крикнув своих людей, приказал им позаботиться о пленнике.
***
С каждым днём Ричард Вествуд чувствовал себя всё лучше и лучше. В голове все мысли были ещё мутными, но он уже осознавал многие вещи, а также понимал, кто он и где он. Руки и ноги его дрожали из-за анемичных мышц, не испытывающих нагрузки на протяжении года. Да и сам он был больше похож на скелет, или на узника фашистского концлагеря.
Вместе с пониманием того, где он оказался, пришло и осознание внешнего вида. Рассматривая свои руки-палочки и такие же ноги, обтянутые сухой, пергаментного вида, кожей и волокнистым жёстким мясом, он размышлял, как можно было довести его до такого состояния, а главное, зачем? И, в конце концов, оставить в живых.
На этот счёт у него было порядка двух десятков версий. Благодаря своему интеллекту и жизненному опыту, а также постепенно возвращающейся памяти, он остановился на двух, объяснявших, почему он ещё живой.
Первая была очевидна — он был нужен Мамбе, для неизвестной ему цели или задачи, а вторая — Мамба просто издевался над ним и продлевал его мучения, из мстительных побуждений. И эти предположения были ему понятны. А может, оба эти варианта были верны и взаимно дополняли друг друга, два в одном, так сказать.
Но, исходя из этого, возникал следующий вопрос, а почему его стали приводить в чувство? — и здесь было уже намного больше вариантов, намного больше…
К прежним двум добавлялась возможность использования его в своих целях, в качестве побеждённого врага, которого демонстрируют, как витрину. Либо, на его примере, предупреждают всех европейцев, что их ждёт в случае агрессивных действий по отношению к Иоанну Тёмному. Ну, и последняя версия — это работа через него с властными структурами Британской империи. Как оказалось впоследствии, именно для этого Иоанн Тёмный и спас англичанина.
И та задача, которую получил Вествуд, ужаснула даже его, максимально закалённую невозможными испытаниями и лишениями, психику. Не сама задача была страшна и невыполнима, а те цели, которые она преследовала и те последствия, к которым она приводила.
Через две недели пленника перевезли из города Бартер в город Хартум, где была летняя резиденция царя Судана, Иоанна Тёмного. Почему летняя? На этот вопрос не было ответа, известно было лишь о зимней резиденции, которая находилась в Баграме. Возможно, у чёрного царя в голове была задумана и осенняя резиденция, и весенняя резиденция, и ещё бог весть какая, но пока о них ничего не было слышно.
Вествуда заселили в небольшой глиняный дом, с очень низкими потолками, больше похожий на старую, давно заброшенную мастерскую, на что недвусмысленно указывал старый очаг и разбитый гончарный круг, из которого сделали подобие стола на кривых ножках, из неровных кирпичей.
В этой лачуге он оказался не один. В ней был ещё один человек. Раньше Вествуд не стал бы находиться рядом с таким, да и термин «человек» показался бы ему несуразным. Сейчас он не был столь категоричным, особенно, когда на него накатывала волна боли или тошноты, вызываемая последствием приёма растительных психотропных веществ, которыми его каждодневно опаивали.
Этим человеком оказался негр средних лет, большой, но также замученный «нарзаном», как и он. На его изборождённом шрамами и страданиями лице, навеки запечатлелась маска вины и раскаяния, а глаза продолжали светиться безумием. А раньше это лицо вызывало у всех, кто его видел, только почтение, либо страх, ведь это был не кто иной, как Момо!
Да… эта встреча была предопределена! И, несомненно, тот факт, что они оказались вдвоём в одной хижине, имел глубокий смысл, который вскоре будет им объяснён. В этом не сомневался ни Вествуд, ни Момо, который постепенно отходил от того сумасшедшего состояния, в котором пребывал последние несколько лет.