Император Александр I. Политика, дипломатия

Посланники дожидались, какое впечатление произведет на короля письмо Веллингтона. Впечатление было неблагоприятное: король рассердился; ему не понравилось, что его хотели учить. Но резко высказать свой гнев было нельзя, чрез несколько недель он сказал герцогу: «Действия правительства должны были вам показать, что на ваши советы обращено внимание». Герцог и тут опять повторил свои советы. Поццо-ди-Борго со своей стороны сделал подобные же представления, и ему отвечали также уклончиво, а граф Артуа решился сказать, что император Александр получил неверные известия о положении дел во Франции, тогда как эти известия мог сообщить ему не кто другой, как Поццо. С посланником императора Александра стали обходиться с холодною учтивостью при дворе; но против герцога Веллингтона и англичан вообще ожесточение «крайних» дошло до высшей степени; уже начали поговаривать, что Бурбоны могут сделаться популярны только посредством войны.

Заседания палаты прекратились. Депутаты, наиболее потрудившиеся в деле реакции, были с торжеством приняты в своих провинциях; в Тулузе в честь Виллеля устроили триумфальную арку; народ отпряг его карету и повез ее на себе; вечером город был освещен; в театрах пели куплеты в честь ему. По-видимому, торжество «крайних» было полное: такое сочувствие народа! Хотели пользоваться своим временем, упрочить торжество:15 депутатов большинства, жившие в Париже, образовали под покровительством графа Артуа комитет, который сносился с депутатами, жившими в департаментах, передавал им, как нужно действовать. Неудовлетворительное состояние здоровья Людовика XVIII, ожидание скорой перемены на престоле усиливали также партию «крайних», в челе которых находился наследник престола: честолюбцы со всех сторон примыкали к партии, за которой было скорое будущее. Но для людей, смотревших беспристрастно на состояние Франции, все более и более оказывалось ясным, что «крайние» составляют незначительное меньшинство; что большинство раздражено и волнуется, волнуется бессильно, потому что нет пока вождей и знамен, но в некоторых местах прорываются восстания, рассчитанные на сильное раздражение в народе.

Видя, что во Франции играют в опасную игру, император Александр не хотел оставаться спокойным зрителем этой игры. В июне месяце Поццо-ди-Борго по приказанию императора прочел Людовику XVIII мемуар, в котором указывалось несоответствие действий французского правительства видам союзных держав, какие они имели при восстановлении Бурбонов, несоответствие поступков французского правительства советам императора Александра. Король оправдывался как мог. И другие союзные державы, как их ни тяготило то, что Россия делает первый шаг в этом деле, должны были признать необходимость поддерживать представления русского правительства. Но одних представлений было мало: надобно было указать средства, как унять «крайних». Необходимое следствие слабости — употребление сильных крайних средств. Король, по слабости своей, не умел взять в руки своих ярых приверженцев, сдержать и направить их деятельность; позволил брату стать в их челе. Они наделали вреда своею ревностью не по разуму; король, потеряв над ними всякую власть, не был в состоянии их остановить, и потому нужно было прибегнуть к крайним средствам, к распущению палаты, которую король называл «бесподобною» (introuvable), которая состояла из его ревностных приверженцев!

Бессмыслица, и бессмыслица страшно вредная по своим последствиям; но другого средства нельзя было придумать. Поццо начал настаивать на распущении палаты и на избрании новой порядком, определенным в хартии. Чтобы побудить короля к принятию этой меры, он представил ему, что император Александр очень желает уменьшить тягость военного занятия французских областей; но что помощь, которую император может оказать в этом случае, зависит совершенно от мудрости и твердости королевского правления. Король отвечал: «Уверьте императора, что я останусь конституционным государем». Но Поццо-ди-Борго, зная, что здесь надежда на будущую свою твердость только прикрывает настоящую слабость, начал представлять, что его величество, желая теперь пощадить себя от тяжелого усилия воли, увидит себя принужденным сделать еще большее усилие впоследствии, среди смятения и скандала прений, придворных интриг и шума парижских салонов. Король отвечал, что министры занимаются этим вопросом в Совете; что он сам думает о нем беспрестанно и подвергнет его обсуждению после самого серьезного исследования.