Еще В. Г. Васильевский утверждал, что война с печенегами 1087–1091 годов, наряду с противостоянием сельджукам Малой Азии, подтолкнули Алексея Комнина искать союзников на Западе. Как уже было отмечено выше, в 1089–1090 годах в Константинополь приехал возвращавшийся из паломничества в Иерусалим граф Роберт Фризский, который был удостоен роскошного приема в Императорском дворце. Вероятно, именно тогда Алексей обратился к Роберту с личной просьбой о помощи, когда зарево пожарищ от городов, захваченных печенегами, а, вероятно, и печенежские разъезды были уже видны со стен Константинополя. Роберт, принимавший участие в боях с маврами в Испании, проникся сочувствием к Алексею и обещал помочь христианам. Он прислал отряд в 500 рыцарей и 150 боевых коней. Вероятно, стремление Роберта оказать помощь Алексею находило отклик в душе многих рыцарей в Европе еще и потому, что идея оказать помощь Константинопольской империи носилась в воздухе еще в понтификат папы Григория VII. Спустя год после гибели Романа Диогена, Григорий VII написал письмо императору Михаилу VII Дуке Парапинаку, в котором призывал василевса прекратить схизму между Церквями, начавшуюся в 1054 году[199]
. Еще через год Григорий VII впервые объявил о походе на помощь Константинополю против сельджуков и печенегов в письме от 1 марта 1074 года и в «Диктате папы» от 16 декабря 1074 года[200], находясь под впечатлением от поразительных военных успехов сельджукского хана (султана) Алп-Арслана. Тогда же был заключен договор о брачном союзе кесаря Константина, сына императора Михаила VII Дуки Парапинака и его супруги императрицы Марии Аланской, с Еленой, дочерью Роберта Гвискара, герцога Апулии, остававшегося пусть непостоянным, но наиболее могущественным союзником папы в Италии. Поход против сельджуков, к которому призывал Григорий VII, не состоялся из-за переворота Никифора III Вотаниата в январе 1078 года. Никифор приказал постричь Михаила VII в монахи, а сам женился на его супруге императрице Марии Аланской. В ответ Никифор Вотаниат был отлучен папой Григорием VII от Церкви, в наказание за брак с императрицей Марией Аланской, заключенный при живом муже, на Соборе в Риме 19 ноября 1078 года[201]. Очевидно, папа действовал, опираясь не только на «Диктат папы», но и на 3-е и 5-е правила Сардикийского Собора, который в 343 году признал за Римским епископом право быть судьей во всей Церкви[202]. Возможно, сплетни о романе Алексея с Марией Аланской дошли до Рима, так как после переворота в апреле 1081 года Алексей рассматривался папой как узурпатор, несмотря на его усыновление императрицей Марией. Отлучение было снято с Алексея только папой Урбаном II в начале 1090-х годов.По мнению Фердинанда Шаландона, в конце 1090-х годов, в период конфликтов императора Алексея и Боэмунда Тарентского из-за Антиохии, в Европе распространилось т. н. письмо Алексея Комнина Роберту Фризскому с просьбой о помощи, будто бы написанное василевсом в 1091 году, после отъезда Роберта Фризского из Константинополя. Некоторые исследователи отвергали подлинность письма, сохранившегося лишь в латинском экземпляре. Не было ли письмо Алексея политическим памфлетом, призванным санкционировать новое масштабное движение рыцарей-крестоносцев на Восток, для оказания помощи участникам Первого Крестового похода? Еще В. Г. Васильевский подробно проанализировал проблему письма Алексея и пришел к выводу, что письмо – подлинное, и представляет собой обращение Алексея к Роберту Фризскому с призывами мобилизовать все ресурсы для спасения Константинополя в 1090 году. Фердинанд Шаландон вступил в дискуссию как с В. Г. Васильевским, так и с некоторыми немецкими византинистами, отвергавшими подлинность письма, и пришел к выводу, что в основе письма лежит подлинный документ, который жуликами был серьезно дополнен в целях политической пропаганды. Подлинный документ совпадает по содержанию с т. н. второй частью письма и действительно представляет собой своего рода просьбу Алексея, адресованную Роберту. Однако эта просьба была не более, чем напоминанием василевса о том обещании, которое дал Роберт Алексею во время своего пребывания в Константинополе. Алексей напоминал графу о наборе наемников во Фландрии – тех самых 500 рыцарей и 150 боевых коней-декстрариев, о прибытии которых сообщает Анна Комнина. В подлинном документе речь должна была идти исключительно о наборе графом наемников-профессионалов, что соответствовало традициям комплектования византийской армии, но вовсе не о призыве к Крестовому походу против сельджуков и печенегов всего западного рыцарства.