В то же время т. н. первая и третья части письма, по мнению французского исследователя, являются литературным памфлетом, продуктом творчества кого-то из монахов, сопровождавших армию крестоносцев в Сирии в 1098–1099 годах. Изготовление этого памфлета в действительности преследовало цель мобилизовать энергию и ресурсы европейского рыцарства для сопротивления Алексею – «неблагодарному предателю», который якобы бы молил крестоносцев о помощи, а когда крестоносцы прибыли на Восток, бросил их на произвол судьбы, а теперь требует Антиохию. В памфлете, в первой и третьей частях письма, сочиненных крестоносцами под впечатлением рассказов христиан Сирии, живо описывались ужасы нашествия печенегов и сельджуков, давалась определенная характеристика оперативной обстановке, сложившейся вокруг Константинополя на рубеже 1090–1091 годов: «Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками: они грабят ее ежедневно и отнимают ее области. Убийства и поругания христиан, ужасы, которые при этом свершаются, неисчислимы и так страшны для слуха, что способны возмутить самый воздух. Турки подвергают обрезанию детей и юношей христианских, насилуют жен и дев христианских на глазах у их матерей, которых они при этом заставляют петь гнусные и развратные песни. Над отроками и юношами, над рабами и благородными, над клириками и монахами, над самими епископами они совершают мерзкие гнусности содомского греха. Почти вся земля от Иерусалима до Греции и вся Греция с верхними [азиатскими] областями, главные острова, как Хиос и Митилина [Лесбос], и другие острова и страны, не исключая Фракии, подверглись их нашествию. Остается один Константинополь, но они угрожают в скором времени и его отнять у нас, если не подоспеет быстрая помощь верных христиан латинских. Пропонтида уже покрыта двумястами кораблей, которые принуждены были выстроить для своих угнетателей [малоазийские] греки: таким образом Константинополь подвергается опасности не только с суши, но и с моря… Я хоть и император, но нет мне никакого избавления, не найти мне опоры и надлежащего совета, постоянно я бегу от лица турок и печенегов и сижу в каждом городе до тех пор, пока их приход не становится неизбежным. И поскольку подданные Ваши – латиняне, горю желанием, чтобы ими был взят Константинополь, Вы должны приложить все усилия к тому, чтобы стяжать себе славную и неописуемую награду – радость на небесах. Уж лучше вам владеть Константинополем, чем язычникам».
Как справедливо указывал Фердинанд Шаландон, византийская императорская канцелярия никогда бы не опустилась до подобного описания скабрезных деталей сельджукского и печенежского нашествия. Василевс даже в самой безвыходной ситуации никогда не стал бы предлагать латинянам «владеть Константинополем и империей»[203]
. В связи с этим, мнение современного британского медиевиста Питера Франкопана, а также тезис Пола Магдалино об ответственности императора Алексея Комнина за организацию Первого Крестового похода не могут считаться состоятельными[204].В 1095 году угроза Константинополю была ликвидирована силами Алексея самостоятельно, и впоследствии император расценивал начавшееся в Европе движение крестоносцев исключительно как движение наемных солдат, которые обязаны принести ему оммаж как автократору ромеев. Вместе с тем, Алексей действительно вступил в переговоры с папой Урбаном II еще в 1091 году, надеясь достичь договоренностей относительно соединения Церквей. Прекращение схизмы было важнейшим условием для реализации планов византийской реконкисты в Италии. Алексей понимал, что борьба Урбана II и императора Генриха IV создает предпосылки для возвращения короны Римского императора в западном понимании этого слова в Константинополь, и, вместе с тем, позволяет Византии начать реконкисту южной Италии и Сицилии против норманнов. Собор в Пьяченце в марте 1095 года, на котором присутствовали послы Алексея, продемонстрировал отсутствие понимания между василевсом и папой Урбаном II в вопросе отправки наемных солдат в Византию. Папа критиковал греческих схизматиков и требовал послушания Риму. Богословские споры между греческим и латинским духовенством оставались главным препятствием на пути реализации планов Алексея и возвращения Византии в Италию. Полгода спустя Урбан объявил призыв к Крестовому походу на Соборе в Клермоне 18 ноября 1095 года.