Император Август и его время

Путеольский договор вносил существенные поправки в управление Римской державой, сравнительно с прежними договорённостями триумвиров. Прежде всего, правление троих юридически превращалось в правление четырёх. Употребляя греческую терминологию, триархия становилась тетрархией. Лепид, пусть не участвовавший в переговорах и в договоре даже не упомянутый, всё же оставался триумвиром и пребывал в Африке, имея под своим командованием пристойное число легионов. Претензии Секста Помпея включить его в триумвират вместо Лепида были отвергнуты, и потому в Республике утвердилась эта неожиданная тетрархия, устраивавшая, похоже, прежде всего, Сектса Помпея, но никак не триумвиров. Помпей теперь был не какой-то предводитель мятежных пиратов и беглых рабов, к коему по недомыслию пристала и часть вполне почтенных римлян, привлечённых его громким именем. Ныне он законный правитель трёх больших островов близ Италии, не говоря уж об островах малых. Его власть проконсула этих территорий равноправна с положением триумвиров на их землях. В наилучшей ситуации, как ни странно, остался Лепид, в Путеолах вообще отсутствовавший. В своей Африке, изобильной продовольствием, он не опасался морского могущества Секста, ибо устремления того имели иной адрес – Италию. А вот Октавиан получил беспокойного соседа, узаконенный статус которого совсем не обещал Риму безоблачного будущего. Морская блокада могла в любой миг возобновиться, а легионы новоявленного тетрарха из Сицилии вторгнуться на италийское побережье. Установившиеся и намеченные родственные связи не выглядели гарантом долгой дружбы. И вообще, расширившаяся и главное обретшая законные права теперь уже подлинно многоостровная держава Секста Помпея сковывала возможности Октавиана, лишая его способности проводить политику по всем азимутам. Потому наследник Цезаря не мог ощущать себя владыкой Запада, каковым он почти что стал после Перузинской войны. Тогда помпеева Сицилия могла казаться лишь временной досадной помехой, эдакой занозой, от каковой можно вскоре избавиться, пусть она пока и бывала очень болезненной.

Не должен был быть в восторге от итогов Путеольских соглашений и Марк Антоний. Ведь ему пришлось уступить Пелопоннес. А значит, флот Помпея получал возможность чувствовать себя в своей акватории и в Ионическом море, получая при этом также выход в море Эгейское. Опираясь на такой стратегически важный полуостров, сицилийский правитель мог стремиться распространить своё политическое влияние и на остальную Грецию. Кстати, если Аппиан говорит об уступке в Элладе Сексту лишь Пелопоннеса[620], то у Веллея Патеркула сказано об уступке Ахайи[621]. И это название здесь ну никак не небольшая область на северо-западе полуострова Пелопоннес. Со 146 г. до н. э. это провинция с центром в Коринфе, в состав которой входила вся Эллада вплоть до Македонии, соседней с севера римской провинции. И Афины, и Фивы, и Фессалия – всё это Ахайя в римском понимании. Так что возможно амбиции Секста Помпея могли простираться и заметно севернее Коринфского перешейка. Важно и следующее: перешедшие к Помпею греческие земли имели немалые долги перед Антонием. И кто же теперь должен был их взимать? Главное же – Антоний из-за уже случившейся парфянской агрессии на Сирию и Киликию вынужден был все свои силы направить на восток римских владений. Потому внезапная заноза в его балканских землях была решительно ни к чему, если бы она осталась всерьёз и надолго. Так что полагать Путеольский мир прочным и имеющим продолжительные перспективы не приходилось. Триумвиры наверняка рассматривали вынуждено сделанные ими уступки как временные. Новая война с Секстом Помпеем была неизбежной.

Но пока что и Рим, и вся Италия ликовали: «ведь избавились и от местной войны, и от привлечения к военной службе сыновей, и от наглости гарнизонных войск, и от бегства рабов, и от опустошения полей, и от перерыва земледельческих работ, главным же образом – от голода, доходившего до крайности»[622].

На радостях италийцы приносили жертвы обоим триумвирам при их проезде, когда те возвращались из Путеол в Рим. А ведь совсем недавно в центре столицы Октавиана и Антония встречал град камней… Стоит вспомнить, что за несколько месяцев до Путеольских соглашений, подписанных в августе 39 г. до н. э., а именно в ноябре 40 г., во время так называемых Плебейских игр, римляне восторженно приветствовали статую морского божества Нептуна. А «сыном Нептуна», что было всем известно, как раз называл себя Секст Помпей[623]. Триумвиры, однако, не были в восторге от внезапной любви италийцев, не почитая себя, очевидно, их спасителями. От торжественной встречи в Риме они вообще уклонились и въехали в столицу ночью.

Глава IV Путь к дуумвирату: Секст Помпей сокрушён, Лепид отставлен