Император Август и его время

Пребывание Октавиана и Антония на берегах Тибра не затянулось. Наследник Цезаря отправился в Галлию, где происходили волнения. Марк вплотную занялся восточными делами, которые стали совсем безотлагательными. Прежде всего он утвердил царей в государствах, соседних с римскими владениями на Востоке, дабы упрочить в них римское влияние в канун большой войны с Парфией. Сенат послушно утвердил все распоряжения Антония и по распределению на местах легатов, и по признанию тех или иных царей. Последние, кстати, признавались законными только при условии уплаты ими дани. В Понте, являвшим собой скромный обрубок еще недавно могучей державы Митридата VI Евпатора, трижды воевавшего с Римом, царём был утверждён Дарий, сын Фарнака. Того самого Фарнака – сына Митридата VI, победу над которым Гай Юлий Цезарь обессмертил знаменитым донесением в Рим из трёх слов: «Пришёл, увидел, победил!» Внук и сын врагов Рима теперь обязался быть скромным и верным сателлитом Республики. В малоазийской области Писидия царём был утверждён Аминта, а в части Киликии, не входившей в состав одноимённой римской провинции – Полемон. Царём Иудеи был объявлен Ирод (будущий Ирод Великий). Это назначение было произведено в Риме, где и находился соискатель царской власти, пребывавший в незавидной роли беглеца. Его отец Антипатр в своё время приветствовал переход Иудеи под власть Рима и удостоился должности прокуратора нового владения. Ирод изначально был проримской ориентации и с 47 г. до н. э., во время диктатуры Гая Юлия Цезаря, удостоился римского гражданства. Когда же случилось парфянское вторжение, ему пришлось оставить Иудею. Не найдя должной поддержки у арабского царя Набатеи Малха и египетской царицы Клеопатры, он сумел достичь берегов Италии и в Риме предстал перед Антонием[624]. Триумвиру Ирод сообщил чрезвычайно важные сведения «как был загублен взятый парфянами в плен брат его, Фазаель, как Гиркан до сих пор находится у них в плену, как парфяне провозгласили царем Антигона, обещавшего им [за это] тысячу талантов деньгами и пятьсот женщин из наиболее знатных семейств, как он сам, Ирод, однако, увёз этих женщин ночью и как ему удалось избежать врагов, претерпев множество лишений; как затем его домашние подвергаются крайней опасности вследствие осады и как он сам, несмотря на зимнее время и, забыв о всяких личных неудобствах, приплыл сюда в уповании исключительно на его, Антония, помощь»[625].

Дело в том, что ранее в Иудее правил царь и первосвященник Гиркан II, но номинально, а действительная власть была в руках братьев Ирода и Фазаеля – сыновей Антипатра. Гиркан в своё время примкнул к Цезарю против Помпея Великого. Лояльные к Риму Ирод и Фазаель после Филипп поддерживали Антония. Однако честолюбивый племянник Гиркана Антигон, мечтавший о власти и потому враждебный проримски настроенным братьям, увидел во вторжении в Сирию парфян свой шанс[626]. Антоний, понятное дело, Ирода поддержал, поскольку Антигон, утвердившийся в Иерусалиме и восстановивший таким образом правление Хасмонейской династии, был полностью зависим от Парфии[627]. Для Рима это означало потерю земель, не столь уж давно обретённых Помпеем Великим. По этой причине и Октавиан, и сенат римского народа не могли не оказать Ироду должной поддержки. Наследник Цезаря немедленно выразил готовность помочь ему, с благодарностью вспоминая, что отец Ирода и Фазаеля участвовал в египетском походе его отца – Гая Юлия Цезаря. Наконец, в очередной период дружбы с Антонием Октавиан желал сделать угодное коллеге-триумвиру[628]. Тем более что при этом были соблюдены и общеримские интересы.

Обеспечив Риму поддержку на Востоке местных царей, Антоний двинул против парфян и военную силу. Ещё весной 39 г. до н. э. в Малую Азию отправились легионы во главе с Публием Вентидием Бассом. Он ранее был заметен в событиях гражданских войн в Италии – и во время Мутинской, и во время Перузинской. Но особой славы не завоевал. Очевидно, война римлян против римлян не была его стезёй. Правда, свои симпатии к делу цезарианцев, и прежде всего Антония, он обнаруживал отчётливо. Теперь ему предстояла война с врагами Римской державы, и вот на ней-то ему удастся снискать подлинную славу полководца, одерживающего победы во славу Отечества!

Теперь обратимся к сложившейся в Малой Азии и Сирии обстановке, к тому времени, когда римляне наконец-то перешли к решительным действиям. Римские войска на Востоке возглявлял назначенный еще в конце 41 г. до н. э. Антонием наместник Сирии Луций Децидий Сакса. Он немедленно сумел «отличиться», направив римскую кавалерию на богатую Пальмиру. Но жители её, заранее узнавшие о предстоящем нападении римлян, немедленно бежали в парфянские владения, откуда затем вернулись, но уже вслед за парфянским войском. По сути, Сакса своим непродуманным набегом только подлил масла в огонь готовой вспыхнуть парфянской агрессии на римские владения в Сирии и Малой Азии.