Август очередной раз возвысил Агриппу перед новым военным походом. Вернейший из соратников принцепса удостоился продления проконсульского империя, ранее предоставляемого ему в 23 и 18 гг. до н. э., а также вновь получил трибунскую власть на следующее пятилетие. По словам Диона Кассия, теперь у Агриппы, согласно воле Августа, было больше полномочий, чем обычно имели должностные лица за пределами Италии[1430]. Зимой 13–12 гг. до н. э., пренебрегая и погодой, и природными условиями, Агриппа двинулся на паннонцев. Те, однако, здраво оценив соотношение сил, предпочли пойти на мировую. Добившись покорности отнюдь не слабого противника, Агриппа вернулся в Рим и отбыл на отдых в Кампанию. Здесь он внезапно заболел и вскоре в возрасте 51 года скоропостижно скончался. Август, проводивший от имени своих сыновей Гая и Луция (они же дети Агриппы) праздник Квинкватрии в честь богини Минервы, сразу устремился в Кампанию, как только узнал об опасной болезни соратника, но живым его уже не застал. Тело покойного доставили в Рим, где захоронили в мавзолее самого Августа, хотя Агриппа имел свою гробницу на Марсовом поле, заранее построенную. Похороны прошли с величайшим почётом. Следующим, кто удостоится столь пышной погребальной церемонии, будет сам Август через четверть века.
Для принцепса смерть Марка Випсания Агриппы стала тяжёлой потерей. Верный друг его с юных лет, никогда ни в чём его не подводивший, подаривший ему ряд выдающихся побед в войнах, умелый помощник во всех государственных делах – такой соратник казался незаменимым. Агриппа всего себя посвятил делу своего друга, а затем и повелителя. Даже грубое вмешательство Августа в его личную жизнь он переносил безропотно, понимая, должно быть, необходимость этого для упрочения формирующейся династии. Агриппа не возразил даже против усыновления принцепсом его сыновей. Ведь Гай и Луций при этом обрели имя Цезаря, что недвусмысленно давало всем понять, каков отныне их статус. Агриппа был славен не только на поле боя, он проявил себя и выдающимся градоначальником, когда ему поручили обустройство столицы. Его строительная деятельность в Риме – замечательная страница развития Города как подлинно имперской столицы. Что особенно важно, постройки Агриппы носили в основном практический характер, улучшали условия жизни римлян, являя собой заботу государства о нуждах простых людей. Это позволяло власти Августа завоёвывать и укреплять всенародную любовь[1431]. Император лишился своей «правой руки» – человека, проделавшего путь от соратника до соправителя, при этом никогда и в мыслях не имевшего амбиций на равенство властного положения с правителем. Потому-то Август и осыпал Агриппу благодеяниями, щедро предоставлял высочайшие полномочия, доверял самое ответственное командование легионами, что был абсолютно уверен в его верности. Скорбь императора по ушедшему из жизни другу была, вне всякого сомнения, искренней и глубокой.
Смерть славного полководца не осталась незамеченной и врагами Империи. Паннонцы, только-только поведшие себя смиренно, дабы избежать вторжения на свою землю легионов под командованием Агриппы, немедленно вновь обрели присущую им дерзость и возобновили войну. Августу пришлось срочно искать человека, способного заменить покойного в возобновившейся Паннонской войне. Такового он быстро нашёл. Это был Тиберий Клавдий Нерон, недавно победоносно возглавлявший Ретийскую кампанию[1432].
Старший сын Ливии к этому времени уже обрёл достаточный боевой опыт, обнаружил выдающийся военный талант и потому уверенно возглавил армию в войне «великой, жестокой и опасной, из-за соседства угрожавшей Италии»[1433]. Руководя кампанией, Тиберий использовал уже опробованную им тактику одновременного наступления на противника с двух сторон. На Паннонию двинулись две армии[1434]. К войне в качестве союзников удалось привлечь кельтское племя скордисков, обитавшее на нижнем течении Савы близ её впадения в Дунай. Кельты эти жили с паннонцами по соседству, имели одинаковое с ними вооружение и потому были ценными союзниками. Они наверняка знали все военные хитрости паннонцев и их тактику на поле боя.
Избранный Тиберием способ ведения войны вновь себя оправдал. Паннонцев разгромили, и их страна была полностью занята римлянами. Рубежи Империи теперь вышли на Средний Дунай. Он становился естественной границей римских владений, поскольку его верхнего течения легионы достигли после недавнего покорения винделиков. Тиберий постарался обезопасить Паннонию от возможности нового восстания. Он изъял у мятежников оружие, а множество местных мужчин боеспособного возраста было продано в рабство за пределы вновь обретённой провинции[1435]. Ближайшее время показало недостаточность этих мер.