Император Бубенцов, или Хромой змей

Загорелось месяц назад, глубокой ночью, на переломе к утру. Первый пожарный расчёт прибыл, когда пожар бушевал в полную силу. Треснули от жара стёкла, гул вырвался наружу, из чёрных окон выметнулись багровые языки пламени. Один из пожарных рассказывал потом, заикаясь, что видел своими глазами, как вырывались из гула и пламени косматые ведьмы в каменных ступах. Стоя на шаткой лестнице, сжимая брандспойт, едва успевал уклоняться, втягивать голову в плечи, иначе сшибли бы его с верхотуры эти вылетающие ступы. Но даже самые близкие товарищи не верили. Качали головой, плевались и отходили, не дослушав гугнивую речь. Трудно дослушать заику, что бы он там ни рассказывал. Особенно когда он волнуется, злится да вдобавок ещё и пьян.

Над входом в театр пошевеливалась серая мешковина с нарисованными окнами, портиками, колоннами и дверями. Из-под мешковины вынырнула кряжистая старуха в фартуке, вынесла ведро, поставила у крыльца. Увидев следователя, ничуть не удивилась. Рассмотрев фотографию, вздохнула:

– А, непутёвый наш! Это Ерошка Бубенцов. Опять накуролесил?

– Что значит «непутёвый»?

– То и значит. Как напьётся, так несёт чёрт по кочкам. Сколько уж жена его настрадалась.

– Жена настрадалась? Законная супруга? Вера Егоровна?

– Так. Честно сказать, два сапога пара. Больно уж простые были.

– Два сапога пара?

– У ней болезнь была, вот он в долги влез. Лечение дорогое. Влезть влез, а как вылезть, не знал. Вот его надоумили заложить квартиру. Жулики эти. А деньги всучили фальшивые.

– Фальшивые деньги? Это в ресторане было?

– Да. Все наши артисты в «Кабачок на Таганке» ходили. Как лишняя копейка, так они уж там. Ерошка встречу там назначил, чтобы деньги, значит, за квартиру получить. Дружков взял с собой. Для верности, чтоб обмана не случилось.

– Чтоб без обмана? Дружков взял? Бермудеса и Поросюка?

– Ну да. И Поросюка покойного. На что уж человек разумный был, осторожный.

– Покойный? Поросюк?

– Так. Зашибли. В Кобыляках. На что уж осторожный был.

– Так, вычёркиваем… Бермудес?

– Завербовали. За границу уехал. Да что-то не заладилось там у них. Отменили стройку.

– Ясно. Что ж Бубенцов?

– А что ж Бубенцов? Сказано, простец! Не пособили и дружки. Подсунули ему лукавые люди поддельные деньги. За квартиру-то. Выманили.

– Надо полагать, это бутафория, что пропала в Красногорске? Из съёмочного павильона?

– Может, и оттуда. Наши все теперь туда ездят, на съёмках подрабатывают. Театр-то погорел.

– Неосторожное обращение с огнём?

– Так. А тогда, как понял он, что обманули его, так и тронулся умом. Ерошка-то. Когда квартиры лишился. Жене забоялся сказать про квартиру. Сперва запил, лечился в Лефортовской. Недалеко здесь. А в конце, говорят, увлёкся святыми книгами и совсем свихнулся. Где он теперь, неведомо.

– Когда пожар случился, где был Бубенцов? На излечении?

– Нет, не на излечении! Там недолго держали. Платно же. Выйдет с больничного, опять у нас дежурит. А меж дежурствами в Красногорске подрабатывал. Вместе с женой. В массовках. Ну да, в его дежурство пожар случился. Марат Чарыков загорелся. Этот если пил больше недели, огонёк синий у него изо рта показывался. Рассказывают, кто видел. А я думаю, просто заснул с папиросой. Спал-то в сосновом гробу, а там стружка подстелена. Сгорели вместе со Смирновым Ваней. Много погорело имущества. Халат у меня сгорел.

– А Бубенцов что?

– После пожара опять в психушку упекли. А нас теперь так и называют – «артисты погорелого театра». Театр-то погорел. Да и шут с ним, с театром. Халат жалко. Байковый, мягкий, астрами жёлтыми вот так вот, по краю…

Старуха поджала губы, с раздражением захлопнула дверь. Завеса опустилась. Перед глазами следователя снова колебалась серая мешковина с нарисованными окнами, портиками, колоннами и дверями.

4

Дознаватель направился к трём вокзалам, отыскивать дом с арками.

Дверь, повозившись с цепочкой, открыла высохшая старуха. На посетителя даже не взглянула. «Чистая ведьма!» – подумал дознаватель Муха. Влача за собою сломанную швабру, ведьма подалась куда-то вбок и пропала.

Квартира была совершенно пуста. В глубине хлопнула форточка, сильно потянуло по ногам уличным холодом. На ковре, точно после обыска, зашевелились кучки порванной в мелкие клочья бумаги. Летали перья из разодранной подушки, на паркете темнели пятна, похожие на следы дёгтя.

Муха походил по квартире, стараясь не наступать на тёмные пятна. Постоял посередине пустой кухни, оглядывая первобытную мебель. Пышный парик с огненным отливом висел на спинке кожаного дивана. Рядом валялся телесного цвета силиконовый костюм, похожий на снаряжение аквалангиста.

Одинокая муха, каким-то образом ожившая среди зимы, звонко тукалась головой в стекло.