Император Бубенцов, или Хромой змей

Изучив окрестности, Виталий Петрович постучался в сторожку, кирпичное строение, что стояло перед воротами павильонов. Железную дверь открыл молчаливый горбун, одетый в серый армяк. Хлынул изнутри жаркий дух армейской каптёрки, сухих портянок, кирзачей, бушлатов, едва не свалил Виталия Петровича с ног. Горбун что-то жевал, глядя на гостя подозрительно, с большой неприязнью. Следователь сунул ему в нос раскрытое удостоверение. Горбун проглотил нажёванное, вытер губы рукавом армяка и, дохнув чесночной колбасой, доложил, что всё закрыто. Кинокомпанию ликвидировали, финансирование прекращено, персонал расформировали. Впрочем, бухгалтерия ещё не покинула тонущий…

В бухгалтерских документах Виталий Петрович обнаружил искомые фамилии: «Бубенцов Ерофей Тимофеевич. Бубенцова Вера Егоровна».

Оба подрабатывали, участвуя в массовках.

– Да-да, муж с женой, – вспомнила бухгалтер. – С виду не скажешь, что бомжи. Трезвые, опрятные. Я ещё почему обратила внимание? Она кашляла, больная была совсем. Пришлось отстранить от участия в массовой сцене. Жалко, а что поделаешь? Там у нас финал снимался в замке на площади. Царская коронация. «Народ безмолвствует». А она кашляет беспрерывно.

На вопрос о пропавшей сумке с миллионами все отвечали неохотно, скупо, односложно. Подтверждалась первоначальная версия, зафиксированная во всех протоколах. Однажды сумка эта действительно пропала из кабинета режиссёра. Но произошло это совершенно случайно, из-за бардака и неразберихи. Пропала и пропала, тем более там были не настоящие деньги, а бутафория.

Виталий Петрович попрощался и пошёл к станции. Там оставил машину, и не без умысла. Он любил размышлять во время ходьбы. Мысль его при ходьбе работала размереннее, чётче, яснее. На пути к станции, посреди размышлений своих наткнулся на забавного персонажа.

У дороги на большом камне сидел маленький, сутулый человек в серой шляпе, габардиновом плаще, остроносых ботиках на высоких каблуках. Человечек был столь необычен, что на секунду дознаватель принял его за плод своих размышлений. Потряс головой, несколько раз сморгнул. Видение не пропало. Человек как будто сторожил здесь кого-то. Склонив голову, опираясь щекой на кулак, сидел в позе каменного мыслителя, исподлобья внимательно разглядывал приближающегося следователя.

Встреча двух мыслящих существ посреди пустого, безлюдного пространства всегда вызывает некоторое смущение, неловкость в душе. Это совсем не то что встретиться с незнакомым человеком в шумной толпе. На пустом пространстве такая встреча, обмен взглядами, жест, выражение лица – все эти мелочи приобретают неожиданную важность, между людьми возникает особое психологическое напряжение. Виталий Петрович, чуть замедлив шаги, подыскивал подходящие к ситуации слова, нужный тон. Ничего не найдя, использовал первое, что пришло в голову.

– Здорово, мужик, – дружелюбно обратился он к человеку. – Далёко ли до станции?

Тот привстал с камня.

– Коло его ока вокруг да недалёко. Остерегайтесь рогатых всадников, ваша честь.

На дознавателя смотрели холодные, светлые, как будто фаянсовые, глаза. Очевидное издевательство заключалось и в словах, но особенно в церемонном поклоне.

«Вот же придурок!» – разозлился Виталий Петрович Муха, но вежливо сказал:

– Я тебя, между прочим, про дорогу спросил. А ты мне про рогатых всадников заливаешь. Какие ещё всадники?

Серый человек со спокойным достоинством ответил:

– Всадники на лосях, ваша честь.

Склонил голову, повернулся и пошёл по снежной целине в сторону леса. Некоторое время Муха стоял, сердито глядя вслед маленькой, скукоженной фигурке. Потом успокоился. В скором времени ему предстоял визит в сумасшедший дом. Психика сама собою исподволь настраивалась на возможную встречу с неадекватными персонажами.

2

Вернувшись в Москву, Муха отужинал в «Кабачке на Таганке». Здесь, по сложившейся традиции, с Виталия Петровича денег за питание не требовали. А потому дознаватель поневоле набирал лишнего, переедал и после здешних трапез всегда чувствовал тяжесть в желудке.

Дознаватель переговорил с Макаром Шпрухом, который, сняв фуражку и почтительно сложив руки на коленях, сидел с краю. Шпрух был штатным информатором Виталия Петровича. Ничего нового к той картине мира, которая сложилась в голове у дознавателя, информатор не прибавил. Разве что присоединил к сюжету курьезную мелочь. Так художник, стоя перед завершённой картиной, к которой нечего уже прибавить, наносит забавный, но, пожалуй, ненужный мазок. Просто потому, что на кончике кисти осталась капля краплака. Жена Шпруха, оказывается, работала в погорелом театре. Та самая баба Зина. Которая не любила Бубенцова.