Император Бубенцов, или Хромой змей

Место Шлягера пустовало. Бермудес же и Поросюк только что выпили по рюмке, жизнерадостно жевали, чавкали, умащивали губы жирным тамбовским окороком. Подойдя вплотную к столу, Бубенцов обнаружил врага. Адольф Шлягер, похожий на окоченевший труп, полулежал на сиденье. Голова запрокинута, длинные руки свешивались почти до полу. Голая шея, вся в куриных пупырышках, выглядела совсем беззащитной. Труп внезапно всхрапнул, дёрнул острым кадыком, посучил ногами. Бубенцов отметил, что из-под шутовского макинтоша теперь выглядывают тёмно-зелёные штанины с красными генеральскими лампасами и стоптанными грязноватыми штрипками.

– Друг-то твой, – кивнул Бермудес, – совсем с копыт скоровился.

Ерошка перешагнул через нагло вытянутые ботинки Шлягера, опустился на стул.

– Сволочь. Подозреваю, наркоман. Как бы не вляпаться с ним в историю.

– Сумка-то, будем говорить, где? – спросил Поросюк.

– И это есть, по утверждению древних, царь природы! – горько сказал Бубенцов, разглядывая ступни Шлягера, обутые в кирзовые копыта. – Штаны генеральские напялил! Лампасы! На волчьи свои лапы. Подлец!

Ерошка Бубенцов налил рюмку и, запрокинув голову, выпил.

– Я как-то с двумя наркоманами сцепился в подъезде, – сказал он, продышавшись. – Хуже нет, чем пьяный наркоман.

– Закодированные хуже. Злобнее, – возразил Тарас Поросюк. – Я однажды схватился в метро с одним, будем говорить, закодированным. Злой был, что бес. Первый на меня накинулся. Молча дрался, как штрафник.

– Ты бы закусывал, Ерошка, – озабоченно сказал Бермудес. – Сто выпил, сто закуси. Народная мудрость.

– Всё под контролем.

– Гляди, брат, – с сомнением покачал головою Бермудес. – Ты и на свадьбе у Понышева так же говорил. Этими же точно словами. А потом посуды набил на полторы тысячи.

– На свадьбах принято драться. А во-вторых, я за шафера вступился. Когда на того семеро навалились. Несправедливо!

– Ну и дурак! – сказал Тарас. – Справедливо, несправедливо – твоё какое дело?

– Моё какое дело? Семь на одного! Ты-то не полез, умник!

– Их же семь было! – огрызнулся Поросюк. – Вам с шафером двоим и наваляли. Я потому и не лез, чтобы третьим дураком не быть.

– Главное, милочка, предварительный настрой, – поспешил перебить назревающую ссору Бермудес. – Скандал и драка возникают от предварительного настроя.

Бермудес чувствовал лёгкие угрызения совести. Он, как и Поросюк, тоже не поддержал тогда Бубенцова.

– В каком направлении начнёшь пьянку, в таком же и закончишь, – согласился Поросюк. – Не надо переть на рожон. Справедливо, несправедливо…

– Настрой, – внушительно повторил Бермудес. – Алкоголь только усугубляет предварительный настрой. Поэтому я, например, всегда с самого начала настраиваю себя на мирный лад. Вот и ты, Бубен, старайся настроить себя на мирный лад. И не будет никакой драки, поверь мне.

Некоторое время сидели в молчании, прислушиваясь к трагическому рыданию скрипок.

– Я, кажется, начинаю понимать, – Бубенцов кивнул на спящего Шлягера. – Газетку гадёныш не зря принёс, на виду положил. Про ограбление-то. Заранее заготовил. Похоже на то, что нас разыгрывают.

– Может, шоу? – предположил Бермудес. – Обрати внимание, вон там, в углу, поблескивает? Не исключено, везде тут телекамеры расставлены.

Поросюк прищурился, завертел головой.

– Не нравится мне всё это! – Бубенцов со злобою покосился на Шлягера. – Эта сволочь сразу не глянулась.

– Ты бы сумку вернул ему, – сказал Поросюк. – С него же спросят, куда дел реквизит. Хоть, будем говорить, и алкоголик, а жалко его.

– Сумки нет! Я бомжа встретил. – Бубенцов оживился, повеселел. – «Дай, – говорит, – в кредит сколько-нибудь до Омска!» «На, – говорю. – Бери!» Эффектно получилось. Как он стрекача-то дал с миллионами бутафорскими!..

Ухо Шлягера навострилось, тонко затрепетало. Во сне всхрапнул, дрыгнул ногой в кирзовом ботинке.

– Сволочь, – отреагировал Бубенцов. – Ненавижу пьяных скотов. Давил бы…

Скрипки смолкли, музыканты объявили перерыв, стали складывать инструмент. И тут где-то далеко ударили литавры, глухо зарокотал барабан, тревожно заголосила труба. Все разговоры враз стихли. Друзья стали оглядываться в некотором смятении. Звуки доносились как будто из-под земли. То у мёртвого Шлягера ожил мобильный телефон. Гремел рингтон масонского марша «Вихри враждебные веют над нами…».

Шлягер пробудился, встряхнулся. Поглядел острым глазком на Бубенцова, потянул одним пальцем за колечко телефон из нагрудного кармана, прижал ухом к плечу.

– Алё? – пьяно кривляясь, крикнул он. – Говорите! Кто на проводе?

И тотчас осёкся, услышав ответ. Видно, страшен был голос далёкого собеседника.

2

Лицо Шлягера стало быстро застывать. Впалые щёки втянулись ещё больше, приобрели мертвенный оттенок, точно на них легла серая мраморная пыль. Телефон вырвался из ослабевших пальцев, прыгнул на пол, завертелся юлой. Что-то всхлипнуло, лопнуло внутри Шлягера, он сорвался со стула, заламывая руки, подлетел к Бубенцову.

– Где бомж? – проверещал Шлягер. – Которому вы деньги… Догнать! Немедля!..