– А во славу кого же мне ещё назвать мои будущие великие новоделы?! В честь тебя и Рима-Романии! Романии, а не Румынии! А может, и Румынии тоже. Скоро собственной персоной на Балканы отчалю. Вот только все самые неотложные дела в Никомедии разгребу и переделаю!
–
–
– А ещё ты о дочери своей подзабыл! – совсем расчувствовалась дакийка, но тут же осознала: надо брать себя в руки.
– О какой ещё дочери? Неужели опять? Она будет третьей звездой? Сообразим на троих? Когда же я успел с дочерью-то?
– Не опять, а снова! Хотя, может, и опять, то мне неведомо. Я-то говорила не абы о каком ребёнке, а о Максимилле, давно и ныне здравствующей. Она твоя не просто единокровная, а законная дочь. От первого брака. Ты забыл о своей первой супруге? Вы с ней перед Богами в верности друг другу клялись. Как же ты мог?! Эх ты!.. эээ… впрочем, сын, ты, конечно, правильно поступил, что развёлся с матерью Максимиллы. Это был поступок не мальчика, но мужа!
– Ты в своём уме, матушка?! – не на шутку испугался Галерий за психическое здоровье Ромулы. – Максимилла вышла замуж почти десять лет назад. Вот тогда действительно и ей, и Максенцию было меньше пятнадцати годков каждому. Я говорил, что она мала ещё, но… в общем, ты настояла, а Диоклетиан, кажется, приказал… эээ… убедительно попросил. Из уважения к сединам я не мог отказать ни матери, ни старцу… эээ… Господину и Богу. Теперь-то с какого перепугу им, взрослым людям, связанным узами брака, второй раз жениться? Для этого им сначала надо развестись, а уже потом по новой начинать постройку семейного счастья! А ведь у них с Максенцием уже дети подрастают, мои внуки и твои правнуки! Первенца Максимиллы Ромулом кличут. И даже не в честь основателя Рима, а в честь тебя его назвали, матушка! Разве не помнишь? Езжай себе и нянчись, сколько в тебя влезет, коли не шутишь и душа твоя рвётся в полёт… эээ… к малышам!
– Ой, и правда,
– Писать не умею! И дочь в Риме, а я – в Никомедии! Ей теперь супруг во всём помощник… эээ… вернее, она ему помощница, надежда и опора.
– М-да,
– Что за шапка такая? Частенько о ней слышу, но никогда не видел. И никто пока, как следует, мне не разъяснил, что это за чудо-юдо такое! – живо заинтересовался Галерий.
– Золотая. Остроконечная. Снизу подбита собольим мехом. Но я оговорилась, поправилась, а сказать хотела о диадеме и пурпурном плаще!
– Эти как раз совсем не тяжёлые! Я сам их на вес проверял неоднократно. Вот и сейчас они на мне. Глянь, как твоему сыну впору и к лицу. Точно влитые на своём цезаре сидят, тютелька в тютельку! Мне самому по нраву и по вкусу. Прямо под мои габариты изготовлены! И примерку с меня брали. Нигде мастера не накосячили! Попробовали бы они напортачить! Те, кто когда-то пробовал, теперь далече!