Император Галерий: нацлидер и ставленник тетрарха. Книга вторая. Лавры не жухнут, если они чужие

– О матушка! Ты гениальная женщина! В тебе ума палата! Я подумал, осознал и передумал. И то правда, почему бы и нет? Ты права, армейская карьера будет молодому парню к лицу! Беру его к себе на пропитание, воспитание и обучение! Кстати, матушка, а зачем ты сразу к августу побежать решила? Через мою-то голову. Почему прежде мне нужное словцо о Дазе не замолвила?

– Эээ… – Ромула словно растерялась и даже пуще прежнего покраснела: словно окрасился месяц багрянцем. – Эээ… Да я, собственно, думала, что непременно встречу тебя на этом крыльце, по ходу и замолвлю.

– Вот и встретила. Ни малой, ни большой нужды идти к Господину и Богу у тебя с этого момента нет.

– Есть!

– Зачем?

Ромула снова смутилась, продолжив рдеть и алеть, но ничто её в жизни не могло вышибить из седла:

– Ну, чтобы сообщить о твоём решении и получить Божественное благословение. А то злые языки могут нашептать Диоклетиану, что мы за его спиной державный заговор в легионах замышляем.

– Какая ты умница, матушка! Я как в воду глядел: точно гениальная матрона! Пусть Даза делает военную карьеру! Получай благословение у основателя тетрархии! А я рукоположу парня цезарем, когда сам стану августом… эээ… только пусть не торопится и меня в спину не подталкивает. Поспешишь – людей насмешишь! Спешить надо не торопясь, иначе кисти оторвёт по самую шею так, что и все зубы повылетают. Цезарь без зубов – не император, пусть даже потерявши голову по волосам и не плачут! Главное – выше головы не прыгать! Голова у человека – не токмо шапку носить! – цезарь внутренне порадовался своей оперативной памяти: Диоклетианов урок воспроизвёл близко к оригиналу, почти дословно.

Ромула, о чём-то задумавшись, словно Икаром улетела на небо.

– Вернись ко мне, матушка! Что с тобой? Ты чего в облаках витаешь?

– Я вспоминаю, что ты мне в детстве пообещал. Помнишь?

– Я не забываю то, что ты мне обещала!

– Что?

– Не что, а кого?

– Сам про «что» упомянул. И кого же?

– Юнону!

– Будет у тебя твоя Юнона, даже если звать её будут Ирина Мальгиновна, – неожиданно выдала дакийская жрица, сама изумившись своим словам, содрогнувшись и внутренне тут же от них отрекшись.

– А это ещё кто такая? – замешкался Галерий.

– В своё время узнаешь! Непременно тебе перескажу, когда сама в курс дела войду. Всему своё время – всему свой черёд! Сам не уходи от вопроса.

– Какого?

– Помнишь, что ты мне обещал?

– Нет!

– Ну, когда ты хворал, и я тебя травяными отварами отпаивала. Ась?

– У меня прекрасная оперативная память, но вот этого не помню, хоть убей, матушка-жрица! Как же давно это было! И может, я в бреду был? Или при смерти?

– Ты обещал стать императором и мне кумирню на родине подарить… эээ… отгрохать.

– Не помню такого. Может, я, и правда, бредил? Мало ли что в бреду набалаболишь. Впрочем, как видишь, император перед тобой во всей красе! Слово держу крепко, как третьеримский купец!

– Но когда же для меня святилище построишь? Я наедине с собой буду там молиться одному посконному Богу. Не скажу какому, но он римский… наш, иллирийский… эээ… дакийский… эээ… балканский. Дакийско-иллирийский! Но римский и посконный!

– Стопудово построю. Раз обещал, то выполню! Совсем скоро этим займусь. Как только – так сразу! Персы разгромлены, повержены в пух и прах, теперь многия лета в себя приходить будут, поэтому обязательно и Храм возведу, и отменную дорогу из брусчатки к нему проложу, матушка! И брусчатку потом не раз поменяю! Не раз в год! Эээ, не так… я не смогу себе позволить, чтобы ты ходила по брусчатке из коллекций каждого прошедшего месяца! Всё сделаю и всё на Балканах будет так, как ты и мечтаешь. В нашей родной Иллирии. Или в Дакии. Что-то я запутался, где именно. А где же я, собственно говоря, родился-то? Но моё слово – кремень, непременно целую резиденцию тебе и себе отгрохаю! Мужик сказал – мужик сделает! Стоять будет века! Тысячелетия! Назовём мы сиё райское местечко Felix Romuliana. Тебе нравится такое название?

– Прямо в честь меня?! – восхитилась Ромула, и голос её дрогнул, а глаза наполнились влагой, кристально-солёной. – Тогда всё-таки лучше в Дакии, а не в Иллирии! Ой, да неужели же в честь меня? Ой, потрафил! Ой, порадовал жрицу!