Император и ребе, том 2

В состав «Еврейского комитета» вошли: министр внутренних дел граф Кочубей, Валериан Зубов,[175] князь Адам Чарторыйский, сенатор Северин Потоцкий[176] и министр юстиции, знаток «еврейских талмудов» Державин. В качестве советников, так сказать «без портфеля», были привлечены реб Нота Ноткин, Авром Перец и его секретарь Лейб Невахович.

Старый враг Израиля Державин плохо вписывался в этот комитет. Еврейские общины Белоруссии очень хорошо помнили недобрые деяния Державина и злые речи, которые он произносил, разъезжая там в качестве ревизора. И против него велась незаметная борьба. Вежливо, но в то же время твердо евреи отказывались и от его меда, и от его жала.

И в этой борьбе реб Нота Ноткин тоже задавал тон. В 1803 году он представил «Еврейскому комитету» записку, в которой по-деловому указал на все дурные намерения, скрытые в плане Державина относительно того, как надо воспитывать еврейское население России, чтобы сделать его таким, как все люди… Либерал Сперанский, который позднее был привлечен к работе «Еврейского комитета», очень поддерживал записку реб Ноты. Программа Сперанского была краткой и ясной: «Как можно меньше запрещать и предоставлять как можно больше свобод во внутренней национальной жизни каждого народа»…

Вскоре после этого Державин вышел в отставку. Официально было объявлено, что по возрасту… Это стало первой победой еврейских общин России, которые до сих пор выступали перед петербургским высоким начальством в роли доносчиков на хасидов. Эта победа сразу же привела к приостановке высылки еврейских купцов и ремесленников из Смоленской губернии. А позднее — к приглашению в Петербург еврейских представителей со всех областей, отошедших к России после раздела Польши и после войны с турками на Днестре. Чтобы эти представители приехали и сами рассказали о нуждах и потребностях своих общин. Высказанные ими мнения должны были послужить исходным материалом для новых законов, разрабатывавшихся в «Еврейском комитете».

Это был большой шаг вперед. Но больше ничего не последовало. Потому что вскоре царь Александр начал впадать в мистицизм, и либералы повесили носы.

Зимой 1804 года, когда установился хороший санный путь, в Петербург начали съезжаться депутаты от еврейских общин, каждый — в своей особой одежде — в штраймлах и в атласных лапсердаках на вате или же в гладкой цивильной «немецкой» одежде и в ужасно больших шляпах с загнутыми с двух сторон вверх полями… По указанию реб Ноты и с согласия высокопоставленных особ из «Еврейского комитета» было решено, что депутация должна предстать сначала перед самим «милосердным царем» Александром.

Делегацию обещали принять в Зимнем дворце в одиннадцать утра, но, как заведено у евреев, которые постоянно боятся опоздать, они собрались в прихожей рядом с аудиенц-залом уже в девять. А император принял их только в три часа пополудни…

Нельзя сказать, что депутацию нарочно заставили ждать так долго только потому, что она была еврейской… Напротив, все в большом переднем зале дворца выглядело так, будто хозяева заранее позаботились о том, чтобы депутация не скучала, пока не удостоится аудиенции, чтобы она могла даже повеселиться… Было приготовлено роскошное угощение, как во времена царя Ахашвероша.[177] Столы, можно сказать, ломились под грузом всяческих чудесных закусок, всего того, что были способны даровать русские моря и реки, леса и степи — от холодной Сибири до жаркого Крыма. Например: красные вареные раки и копченые сиги с золотым блеском; икра розовая, серая и черная; толстые ломти белорыбицы и коричневато-красного лосося; фаршированные куропатки и бекасы, и дикие утки. Черное душистое мясо зайцев, сваренных целиком в вине бордо, резко контрастировало с серебристо-белыми поросятами в сметане, посыпанными натертым хреном, и с целым корнем хрена во рту, и с зелеными веночками из лаврового листа на ушах, чтобы придать им более симпатичный вид и более приятный вкус… В общем, русские повара очень постарались, чтобы продемонстрировать свое уважение к еврейской депутации. Не было нехватки и в напитках: водка и коньяк, вишневка и рябиновка, крымские вина и французские вина, бутылки шампанского в серебряных ведерках со льдом. Камер-лакеи в богато расшитых ливреях и в белых париках мягко, как дрессированные коты в цирке, расхаживали вокруг членов депутации и предлагали им свою помощь, подносили полные бокалы на императорских подносах. Но скоро, после первой или второй смены блюд, у них опустились затянутые в перчатки руки. Потому что члены еврейской депутации жались в углу, как стадо напуганных овец, и даже пальцем не прикасались к роскошным напиткам и закускам. Только переглядывались между собой и перешептывались на своем странном языке…