Император и ребе, том 2

От такого внезапного приказа Иван тоже пришел в себя. Он сердито откинулся назад на кельне и изо всех сил натянул вожжи. Легкие сани рванули c места так стремительно, что «тот самый» не успел убрать ногу, прижимавшую полоз, и, потеряв равновесие, пошатнулся, но все-таки не упал. Он остался стоять, широко расставив ноги, посреди пожни, в длинной шинели с развевающимися черными полами и с треуголкой в руке. Он стоял и смотрел вслед удиравшим саням с двумя перепуганными людьми.

Эстерка видела и чувствовала это во всех подробностях, будто у нее на затылке появилась вторая пара глаз. Больше чувствовала, чем видела… От стремительного галопа снег на свежепроторенной дороге летел в обе стороны. И точно так же, как холодные искры снега у дороги, в ее возбужденной голове проносились осколки мыслей. Какая-то смесь горечи с печальной злостью на человека, которого уже даже не было в живых: «Менди снова не отпускает меня… Слишком рано я сегодня освободилась от моего обета… Еще бар мицва не закончилась, а я уже начала обниматься с Йосефом, как жена с мужем после свадьбы. Не могла дождаться. Он мне этого не прощает. Послал свою тень, чтобы напугать меня. Напугать до смерти… Так происходит каждый раз, когда я делаю что-то по собственной воле. Он прав, Йосеф. За ним следит Алтерка, мой единственный сын. А за мной — «тот самый», с того света… Никогда, никогда я от него не отделаюсь…

Глава восемнадцатая На двух языках

1

Эстерка потом не могла ясно вспомнить, как вернулась домой… Она только помнила, что ее старый кучер Иван от страха как-то помолодел, он щелкал бичом, и упряжка мчалась, как черт, прочь с пожни между длинной оградой костела и шеренгой высоких тополей. Снежная пыль так и неслась из-под покрытых красным лаком оглобель… Но как только показались еврейские домишки и замерцали язычки «огоньков вечерней молитвы» в синагогах, она снова смогла видеть и слышать. Иван тоже пришел в себя. Он отпустил натянутые вожжи и забормотал бабьим голосом, обращаясь непонятно к кому — вроде бы не к себе и не к хозяйке:

— Чуяла мая вутроба!.. Як тада на шляху з Питера…

Но Эстерка больше не дала ему изливать горечь своего мужицкого сердца. Она резко приказала:

— Не стой, Иван. Езжай, езжай быстрее!

Иван погнал холеного Гнедка, и поднятые его быстрым бегом снежинки снова бешено завертелись вокруг сиденья Эстерки, как мысли в ее голове. Но теперь она уже более или менее осознавала то, что видела и слышала только что, как во сне, без толка и связи.

Как тот самый человек вообще попал сюда?.. Он ведь не фоня[60] какой-нибудь — это она знала наверняка. Тогда, шесть лет назад, он совсем не знал русского языка. Кроме того, она очень хорошо помнила, как его тогда арестовали за то, что он устроил скандал на почтовой станции, после Луги… Его паспорт был не в порядке, и его задержали. А теперь она вдруг увидала его здесь, у польской границы, рядом с русской казармой, причем с эполетами русского офицера. Все это так странно, что даже не верится… А может быть, это один из тех немецких, голландских или французских авантюристов, которые крутились повсюду в екатерининском Петербурге. Сногсшибательные карьеры нескольких французских эмигрантов, таких, как Ланжерон и дюк Ришелье, вскружили головы множеству бездельников. Как мыши на ржаное поле, набежали они со всех сторон. Первое, чего они искали в Петербурге, это возможности попасть в русскую армию, надеть русскую шинель, а там будет видно… Доказать Павлу, наследнику русского престола, что они способные военные, было нетрудно. Для этого надо было только уметь говорить — на хорошем французском и хотя бы на ломаном русском. А кроме того, надо было бить русских солдат смертным боем. Нагайкой по голове и кулаком по морде… Так они быстрее учатся!.. Чужие русские морды и задницы нечего жалеть. И пришельцы их действительно не жалели, доказывая, что знают армейское ремесло намного лучше русских офицеров. Вот этот офицер на лошади, который бил барабанщика, наверняка тоже иностранец. Он подражает наследнику престола и тоже «доказывает»… Чтобы достигнуть первой ступени в карьере, подобные молодчики тратили много денег, устраивали гулянки для высокопоставленных чиновников, оказывавших им покровительство. Они пьянствовали вместе с ними и учиняли всяческие непотребства… О таких карьеристах ей уже не раз рассказывали и Менди, ее покойный муж, и реб Нота, дай ему Бог долгих лет жизни. Но Менди имел обыкновение рассказывать об этом с сальной улыбочкой, а реб Нота — с гневом. Только в этом и состояла разница. Потому что рассказывали оба одно и то же. Не был ли и «тот самый» одним из подобных молодчиков? Это бы все объяснило. То, что они встретились сегодня здесь, на пожне, тогда всего лишь случайность, подобная всем прочим случайностям в жизни…