Читаем Император Юлиан полностью

16 июня мы свернули лагерь. Юлиан предложил мне сопровождать его в пути. Лишь прочитав его дневники, я понял, что то был великий актер - в тот день он казался героем из легенды, его энергия била через край. Борода и волосы Юлиана выгорели под солнцем и стали пшеничного цвета, руки и ноги сильно загорели, но лицо было ясное и безмятежное, как у ребенка; даже нос перестал шелушиться, и казалось - голова Юлиана изваяна из эбенового дерева. Впрочем, мы все загорели дочерна, кроме бедных галлов - они под солнцем только обгорают докрасна, и у них слезает кожа. Многие из них пострадали от солнечного удара.

Вьехав на выжженный холм, Юлиан вдруг весело сказал:

- А ведь не так уж все плохо. Наш поход кончился удачей, хотя и не в том смысле, как я предполагал.

- Потому что Хормизд не стал персидским царем?

- Да, - кратко ответил он.

Тут к нам подъехал трибун Валент - за весь персидский поход это была наша вторая и последняя встреча. Он был недурен собой, хотя по части неопрятности мог бы перещеголять любого солдата. Находясь рядом с Юлианом, он сильно робел:

- Август, разведка сообщила, что с севера к нам приближается армия.

Услышав это, Юлиан ударил коня пятками и понесся в авангард, до которого было добрых две мили. Через полчаса небо потемнело от поднятой пыли, и по рядам пронесся слух: это Прокопий! Но Юлиан не хотел полагаться на авось: мы тут же разбили лагерь, окружив его тройным кольцом щитов, и стали ждать, чья же это армия - Прокопия или Шапура.

Весь день мы простояли в боевой готовности. Я поспорил с Анатолием на пять серебряных монет против пятнадцати, что к нам идет Шапур, но ни мне, ни ему не суждено было выиграть. С севера приближалось всего лишь стадо диких ослов.

Тем не менее той же ночью персидская армия материализовалась перед нами из ничего.

Юлиан Август

17 июня

Армия Шапура все еще существует. Они встали лагерем в миле от нас. Трудно сказать, сколько их, но явно меньше, чем под Ктезифоном. Наши солдаты рвутся в бой. Мне все утро пришлось их сдерживать. В полдень персидская конница налетела на один из наших легионов. Убит генерал Махамей. Его брат Мавр, несмотря на рану, пробился к телу и принес его в лагерь.

Жара стоит невыносимая. Мы просто шатаемся, но я приказал идти вперед. Сначала персы подались назад, затем выстроились в боевой порядок и преградили нам путь. Мы прорубились сквозь их ряды, и к полудню они исчезли - только кучка сарацинов, как шакалы, следует за нами, выжидая момента, чтобы ограбить обоз.

Я пишу эти строки, сидя в тени финиковой пальмы. Перед глазами ходят зеленые круги - так ослепил меня Гелиос. Горячий воздух обжигает легкие. Пот капает на пергамент, и буквы расплываются. Наши потери незначительны.

20 июня

Мы провели два дня в Укумбре, поместье персидского вельможи. К счастью для нас, у него не поднялась рука жечь свои поля и сады. Наконец-то мы наелись и напились досыта! Солдаты почти счастливы. Я приказал им забрать с собой все припасы - уходя отсюда, мы должны все сжечь. Вряд ли нам встретится столько провианта до границы, а до нее еще добрых двадцать дней пути.

21 июня

Идем вперед. Кругом холмистая пустыня. Мы отошли от Тигра на двадцать миль к западу и движемся на север. Сегодня утром персидская конница атаковала арьергард нашей пехоты. К счастью, рядом была конница петулантов, которая и отогнала персов. В бою был убит один из визирей Шапура -Адак; солдат, убивший его, принес мне снятые с него доспехи. Когда я награждал солдата, Салютий вдруг сказал: "А ведь мы с Адаком были добрыми друзьями", - и напомнил мне, что когда-то этот визирь был персидским послом при дворе Констанция. Вечером было неприятное происшествие: вместо того чтобы ударить на персов одновременно с петулантами, конница легиона терциаков дрогнула, и вместо полного разгрома персов получилась беспорядочная свалка. За это я разжаловал четырех трибунов в солдаты, но более строго никого наказывать не стал - мы не можем попусту терять людей, будь то трусы или храбрецы.

Похоже, мы заблудились. Мы движемся строго на север, но у нас нет карт, чтобы определить, где найти поселения и воду. Правда, два дня назад в Укумбре старый перс, хорошо знающий местность, вызвался быть нашим проводником. Хормизд обстоятельно допросил его и считает, что он не лазутчик. Старик говорит, что через три дня мы выйдем в плодородную долину, которая называется Маранга.

22 июня

Бой. Казнь. Ветранион. Победа. Где мы?

Приск: Разумеется, старый перс оказался лазутчиком. Он вывел нас в Маранту, но это была вовсе не "плодородная долина", а каменистая пустыня, где мы оказались со всех сторон открыты для атак персидского войска. Юлиан едва успел построить армию полумесяцем и приготовиться к обороне. Первый залп выпущенных по нам персидских стрел почти не причинил вреда, а второго не последовало - Юлиан применил свой излюбленный тактический прием: пустил пехоту бегом на вражеских лучников, чтобы они не успели взять точный прицел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза