Битва среди раскаленных камней продолжалась целый день. Я сидел в обозе и ее почти не видел; мне запомнились только удушающая жара, кровь на белых камнях и отвратительный рев слонов, далеко разносившийся в узкой долине.
"Казнь". Когда обнаружилось, что проводник нарочно завел нас в ловушку, его распяли.
"Ветранион". Это командующий легиона Зианнов, которого убили.
"Победа". Едва солнце зашло, как персидская армия исчезла. На каждого нашего убитого они потеряли трех, но история с лазутчиком напугала солдат - куда он завел нас? Может быть, лучше было бы пойти на север по берегу Тигра, хотя это и рискованнее? Всякий раз, когда Юлиан выходил из палатки, его засыпали этими вопросами, но он, как всегда, был уверен в себе.
"Где мы?" И в самом деле, где?
Мы находимся в восьми милях от Тигра. Я решил пойти на север по берегу реки - правда, путь долгий и самый опасный из-за множества крепостей, но эта пустыня меня пугает. Мы полностью потеряли ориентировку - и преимущество оказалось на стороне противника. Продовольствия начинает не хватать; я приказал раздать солдатам мои припасы. Хормизд говорит, что Шапур все еще готов подписать со мной мир на достаточно выгодных условиях, и советует соглашаться. Это ужасает меня больше всего - если Хормизд отчаялся стать царем, значит, мы проиграли.
Похоже, между нами и персами заключено молчаливое перемирие: они куда-то исчезли. Мы по-прежнему сидим в лагере - ухаживаем за ранеными, чиним доспехи и готовимся к дальнему пути на север. Мне вспоминается Ксенофонт, который тоже шел этим путем.
Только что я заснул с "Анабасисом" в руках. Сон мой был так глубок, что я не чувствовал себя спящим и считал, что все происходит наяву (для меня это необычно). Я даже слышал, как потрескивают, сгорая, насекомые, попавшие в пламя светильника. И вдруг я ощутил на себе какой-то взгляд и обернулся. У входа в палатку стоял высокий человек - лицо закрыто, в руке рог изобилия. Я попытался что-то сказать, но у меня отнялся язык, попробовал подняться - и не смог. Призрак долго стоял и грустно смотрел на меня, а потом, ни слова не сказав, повернулся и вышел. Я проснулся в холодном поту, подбежал к входу в палатку и выглянул. Кроме сонного часового, кругом не было ни души. Лагерные костры догорали. Я поднял взгляд к небесам и увидел, как на западе падает звезда; она прочертила длинный след, ярко вспыхнула и погасла. Я разбудил Каллиста.
- Приведи мне Максима и Мастару, скорей!
Когда маг и жрец пришли, я рассказал им о падающей звезде и указал на небе, где именно я ее видел. Мастара не заставил себя долго ждать:
- Согласно книге Тагеса, если во время войны замечен падающий метеор, после этого в течение суток нельзя давать боя и предпринимать какое-либо передвижение войск.
Максим не придал происшедшему большого значения.
- Это, во всяком случае, не моя звезда, - сказал он. И тем не менее Мастара стоял на своем:
- Я знаю одно: в течение суток тебе нельзя покидать лагеря.
- Но я приказал! Завтра мы должны выступить к Тигру.
- Верховный жрец просил меня изложить волю Тагеса. Он ее услышал.
Я отпустил Мастару и рассказал Максиму о виденном мною сне. Он забеспокоился:
- А ты уверен, что призрак был духом-хранителем Рима?
- Да, я уже видел его в Париже. Он тогда повелел мне взойти на престол.
- А вдруг это демон? - нахмурился Максим. - Эта богом проклятая земля просто кишит ими. Только что, когда я шел к тебе, они плясали вокруг меня, дергали за бороду, хватали за посох, словом, испытывали мою силу.
- Нет, это не демон! Это дух Рима, и он меня оставил.
- И не мысли об этом! Через три недели мы будем дома. Ты сможешь собрать новую армию и с новыми силами взяться за дело Александра…
- Возможно. - Вдруг я почувствовал, что устал от Максима. Он старался, но истина не всегда ему доступна. Что делать, он не бог, а всего лишь человек, так же, впрочем, как и я. Он хотел остаться со мной, но я его отослал. Перед уходом Максим умолял меня не сниматься со стоянки завтра, но я сказал: мы должны выступить независимо от предзнаменований.
Каллист чистит мои доспехи. Он заметил, что ремешки на панцире оборвались, но завтра перед отходом он отнесет их починить. Немой сидит у моих ног и играет древнюю лидийскую песню. Какая странная и необычная мелодия - в ней явственно слышится голос Диониса. Подумать только, мы еще можем слышать пение бога, хотя золотой век кончен и священные рощи опустели.
Я целый час бродил между палатками. Меня никто не заметил. Вид армии придает мне новые силы. Это моя жизнь, моя родная стихия. Какая насмешка судьбы: я, желавший быть афинским философом, уже восемь лет воюю.