Император из стали

Покачав головой, Лев Николаевич решительно взял в руки карандаш и на обороте размашисто начертал: «Вас, вероятно, приводит в заблуждение о любви народной к самодержавию и его представителю – царю то, что везде, при встречах Вас в Москве и других городах толпы народа с криками “ура” бегут за Вами. Не верьте тому, чтобы это было выражением преданности Вам, – это толпа любопытных, которая побежит точно так же за всяким непривычным зрелищем. Часто же эти люди, которых Вы принимаете за выразителей народной любви к Вам, суть не что иное, как полицией собранная и подстроенная толпа, долженствующая изображать преданный Вам народ»[96].

Ну вот так-то лучше… Конечно, еще не очень, но время подправить ещё имеется..

– Я тебе покажу, мальчишка! – бормотал граф, размещаясь в купе поезда, следующего по «чугунке» из Тулы в Первопрестольную. – Значит, «если я не испугаюсь»? Ты увидишь, как Толстые в атаку ходят! – и поправил золотой крест, покрытый красною финифтью[97], – единственную военную награду, которой он был удостоен за многие сражения во славу Отечества.

Рязань. Императорский поезд

Несмотря на разгулявшуюся стихию, настроение у императора было приподнятым. На задний план ушла даже зудящая тревога по поводу встречи со вдовствующей императрицей, дворянско-купеческим и церковным активом, которые знали Николая II как облупленного и не могли, не имели права не заметить разительных перемен в его речи, мимике и манерах. C помощью Ратиева он заготовил несколько сюрпризов, сказав про себя спасибо так удачно подвернувшемуся покушению. И тем не менее… Нет! Говорить про покушение слово «удачно» было неправильно. Но сколько же всего на него можно списать и сколько полезного сделать, что без этого происшествия смотрелось бы непонятно, нелогично и немыслимо…

Причина хорошего настроения императора крылась не только в этих организационных экспромтах, но и во внешне совсем неприметной встрече с поручиком-кавалергардом, которая произошла как бы невзначай прямо в помещении рязанской станции. С тем, кому он лично был обязан очень многим, если не всем, в той, прошлой жизни и без кого ему было так неуютно в этой.

17 апреля 1943 года.

Москва. Кремль

«Товарищу Сталину лично. О необходимости организации средних специализированных военных школ Суворова и Нахимова». Генерал-майор Игнатьев А.А. Город Москва, проезд Серова, дом 17, кв. 15. Тел: К-0-81-55».

На докладах этого человека Сталин уже давно ставил утвердительную отметку не глядя, так как был уверен – предложения Алексея Алексеевича Игнатьева продуманы, взвешены и полностью отвечают интересам страны и государства. И у этой уверенности были веские причины.

В 1924 году к нему, ещё совсем «зелёному» генеральному секретарю партии, не имеющему тогда ни власти, ни веса среди большевиков-ветеранов, ни своей команды, обратился представитель загадочной организации с предложением, от которого невозможно было отказаться: царские военные фонды за рубежом, разветвлённая разведструктура и главное – секретная информация о спящих и активно действующих агентах Британии, США, Германии, Франции – в обмен всего на обещание очистить Россию от представителей вышеперечисленных держав, без чего СССР был обречён на участь колонии. Так возникла личная разведка Сталина и плотное, хотя и негласное, сотрудничество генсека с её бессменным руководителем – Алексеем Алексеевичем Игнатьевым, работавшим всю Первую мировую войну военным агентом во Франции, собравшим под своим началом осколки финансовой службы графа Канкрина и создавшим на этой основе мощнейшую разведслужбу, имеющую своих людей в военных штабах, советах банков и даже в масонских ложах.

Работая на скромной и незаметной должности консультанта торгпредства СССР, граф Игнатьев и его нигде не афишируемая служба проводили такие операции, которые не раз ставили на дыбы контрразведки стран Запада.