Теперь уже грохнули от смеха все. Стресс требовал выхода и нашёл его в самой незамысловатой шутке и бытовом казусе. Мария Федоровна, всё ещё державшая на коленях голову сына, с удовлетворением заметила, как разгладилась жесткая складка над переносицей, поползли вверх брови. Всё лицо императора, до этого словно окаменевшее, снова приобрело знакомые беспечные черты её первенца Никки.
– Тебе уже лучше? – заглянула к сыну Мария Федоровна, когда всё успокоилось, все приглашенные разошлись, а монарх был успешно перемещен в помещение, более подходящее для отдыха и лечения.
Император, полусидя в подушках, молча кивнул и положил на одеяло бумаги. Такая же солидная стопка высилась на прикроватной тумбочке.
– Опять работаешь? – с укоризной произнесла Мария Федоровна, с удовлетворением отметив про себя, что такая работоспособность и тяга заниматься делами её не раздражает, а наоборот – радует. – А ведь доктор предупреждал!
– А я шёпотом, – коротко улыбнулся император, вызвав аналогичную реакцию вдовствующей императрицы.
– Никки, я тоже обещаю тихо и кратко, – мягко, но решительно произнесла она, присаживаясь на софу в ногах сына, – но мне обязательно надо с тобой поговорить. Я рада, что ты наконец-то решил всерьез заняться государственными делами. Но мне кажется, ты делаешь трагические ошибки, они накапливаются и могут аннулировать все твои добрые помыслы и принести только вред как тебе лично, так и государству в целом.
Император вздохнул, собрал разложенные по покрывалу документы, исподлобья поглядывая на императрицу и решая про себя, какую тактику избрать – иронично игривую, сводящую всё в шутку, или предельно серьёзную, предусматривающую в результате вербовку собеседника.
– Слушаю, – произнес он наконец, подняв глаза.
– Ты очень изменился, Никки, – с тревогой в голосе подалась вперед Мария Федоровна, – у тебя сейчас совсем чужие глаза – холодные и колючие. У них даже цвет сейчас другой… И твой голос… походка…
– Последствия контузии, – уже без всякой улыбки в голосе пожал плечами император, – врачи говорят, что всё должно восстановиться… Но это вряд ли можно считать угрозой для престола, не так ли?
– Вот сейчас опять, – наклонила голову императрица, – ты всё время перехватываешь инициативу в разговоре. Раньше ты молча выслушивал собеседника, а теперь давишь, жёстко навязываешь свою тактику…
– Просто в один момент я понял, что старая тактика опасна для жизни, – попытался отшутиться император, но это у него получилось неудачно, – так о чем мы будем говорить?
– Ну хотя бы о твоих знаках внимания иноверцам в присутствии практически всего Синода. А это ведь самая верная и надёжная опора трона. Ты слышал, что говорил митрополит Антоний? Я же видела, что ты хотел ему что-то ответить…Что?
– Я хотел напомнить митрополиту слова Иоанна Богослова, – прямо глядя на Марию Федоровну, тихо произнес император: – «Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? Истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды».
Вдовствующая императрица почувствовала, что у нее от возмущения перехватывает дыхание.
– Тебе известно что-то, что компрометирует отца Антония?
«Конечно! – хотелось крикнуть императору. – Иуды они и лицедеи! Не Синод, а инвалидная команда! Сами священники, тот же протопресвитер Георгий Шавельский, криком кричали об этом: “Беспримерно убогий по своему составу митрополитет в известном отношении характеризовал состояние всей нашей иерархии”. Знала бы эта наивная женщина, что члены Синода фактически признали революционную власть ещё до отречения Николая Второго. Хотя бы промолчали, так нет, разрешились специальным воззванием “Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни…”»
– Скажем так… – сказал он вслух. – Мне известно что-то, что компрометирует весь Синод, хотя их слабо извиняет другое библейское изречение: «Они не ведают, что творят…»
– Никки, – собравшись с духом, решительно перешла в наступление Мария Федоровна, – Синод ты считаешь нелояльным и не считаешь его своей опорой, а этот омужичившийся бунтарь граф Толстой, он лучше? Почему?
– Потому что опереться можно только на то, что сопротивляется, матушка! А Синод – это кисель… болото…
– Что же сделало наше духовенство, чтобы ты бросал в них такие камни?
– Не сделало! – акцентировал император. – Оно не сделало, не делает и, что самое печальное, – даже не собирается делать главного! Оно не сплотило общество в единый организм. Не создало нацию единомышленников. Наоборот – духовенство способствует углублению раскола между подданными, принадлежащими к разным конфессиям. Российская империя сегодня – это несколько слабо связанных и плохо знакомых друг с другом цивилизаций, существующих в разных, редко пересекающихся мирах. Такая конструкция – лакомая добыча для хищников, хорошо подготовленных, циничных, нацеленных на результат и очень, очень жадных…
– Ты говоришь про Пруссию?