– Понимаю ваши опасения, Алексей Сергеевич. Вы не совсем внимательно слушали мой самодельный лозунг, который заканчивается словами «предлагаешь – делай, сделал – отвечай», где слово «отвечай» – самое непопулярное среди любых прожектёров. Но без него нам – смерть. Отвечать за дело рук своих должны все. Чем серьезнее предложение, чем больше оно влияет на других людей и страну в целом, тем строже должна быть ответственность за конечный результат. И нести её обязан автор… Впрочем, не только он.
– А кто ещё? – недоуменно вздёрнул брови Толстой.
– Все, кто его поддержал. Вот я лично, поддерживая вас, Лев Николаевич, одобряя вашу инициативу, разделяю всю полноту ответственности за результат и прекрасно понимаю, что в случае неудачи все булыжники с мостовых полетят в меня. Ответственность – естественная плата за желание менять жизнь других людей. Униженные и оскорбленные реформаторами имеют право потребовать сатисфакции от виновника изменений. И поверьте, потерпевшие найдут способ это сделать, даже если им запретить об этом думать и говорить… Вообще, если запрещать людям говорить, они начинают сговариваться…
Толстой кашлянул и покачал головой.
– Боюсь, ваше величество, – вернулся он к официальному титулованию, – если за все прожекты требовать сатисфакции, желающих что-то предлагать не останется вовсе…
– А может, просто до реализации доберутся действительно жизненно необходимые, за которые не жалко и голову сложить? – возразил император.
– Но такого нет нигде в цивилизованном мире, – развел руками Толстой.
– Так, может, это потому, что он не совсем цивилизованный? – усмехнулся император.
Присутствующие замолчали. Отрицать, что Англия и Франция являются образцом цивилизованности, считалось в обществе начала ХХ века полной нелепицей и надругательством над здравым смыслом.
– Николай Александрович, – решил сменить тему Толстой. – Мне для работы над столь революционной реформой религиозной жизни, о которой вы рассказали, крайне нужны помощники.
– Из магометан попробуйте пригласить земского начальника Белебеевского уезда Салимгерея Жантурина, – живо откликнулся император. – Что же насчет католиков… – император сделал паузу, как будто взвешивал все «за» и «против», – в Седлецкой тюрьме находится очень любопытный заключенный – некий дворянин Феликс Дзержинский. Он практически идеально подходит для такой революционной работы, к тому же еще в юности мечтал о карьере ксендза. Попробуйте с ним договориться – я дам распоряжение о его освобождении под ваше поручительство.
Историческая справка
Жантурин Салимгерей – из известного ханского рода Жантуриных, родился в 1864 году в Уфимской губернии, окончил оренбургскую гимназию, затем – физико-математический факультет Московского университета и юридический факультет Санкт-Петербургского университета.
В 1891–1894 – мировой судья по Белебеевскому уезду Уфимской губернии.
В 1894–1902 – земский начальник Белебеевского уезда.
В 1903–1906 – член Уфимского губернского по крестьянским делам присутствия.
Стал одним из организаторов Первого Всероссийского съезда мусульман. Первый Всероссийский съезд мусульман был тайно проведен в августе 1905 года в Нижнем Новгороде. Погиб 14 мая 1926 года в Казани при загадочных обстоятельствах.
Маша плотно закрыла дверь каюты, прислушалась к шагам в коридоре и сбросила опостылевшие узкие туфли. Пройдя на цыпочках к иллюминатору, посмотрела на хмурые волны, катящиеся вслед за судном, залезла в мягкое кожаное кресло вместе с ногами и беззвучно разрыдалась. Задание графа Канкрина, казавшееся в Марселе простым и даже привлекательным, уже на корабле, следующем в Лондон, обратилось своей полной противоположностью.
Привлечь внимание квартета, а особенно надутого вульгарного американца, было совсем не сложно. В это время года в салоне первого класса было немного пассажиров, и Маша, с её африканско-цейлонским загаром и точёной фигуркой, облаченной в роскошное платье, пошитое в Марселе по настоятельному требованию графа, выделялась среди бледных, похожих на моль, француженок и англичанок, как аппетитный пирожок среди пожухлых капустных листьев.