Император из стали

Когда шумный вечер закончился, а пассажиры угомонились и разошлись по каютам, Маша аккуратно села к крохотному столику и начала составлять своё первое в жизни шифрованное донесение.

В другой каюте своё письмо русскому революционеру Владимиру Ульянову писала Беатрис. Вспоминала прекрасное время, проведенное в Германии, и восхищалась его новым псевдонимом Ленин и как бы между делом сообщала, что нашла ценного человека, посредством которого, как она надеется, удастся подобраться так близко к русскому царю, как никому до этого не удавалось. Оставив на бумаге отпечаток своей помады, Беатрис улыбнулась и добавила всего две фразы: «Безумно скучаю! А ты?»

* * *

Владимиру Ильичу скучно не было. Уже второй час он делал вид, что читает свежую прессу, хотя на самом деле тупо смотрел в одну точку, пытаясь собраться с мыслями и решить, как парировать удар, коварно нанесенный прямо под дых царским самодержавием. Императорский манифест, доставленный сегодня в редакцию «Искры», смёл в помойное ведро Программу партии, которую он готовил почти год и на днях должен был разослать товарищам для ознакомления. Буквально каждый пункт этой программы выглядел теперь как позорный плагиат с инициатив монарха. Восьмичасовой рабочий день, запрет детского труда, равные права для мужчин и женщин, отмена недоимок для крестьян, уравнивание прав религий и самый нож в спину – всеобщие, прямые равные выборы в принципиально новые представительские органы – Советы…

«Благосостояние страны измеряется не богатством высших классов, а достатком низших…» – ещё раз перечитал слова императора Ленин и, не в состоянии больше сдерживаться, с силой запустил в стену чернильницей. Хлопок расколовшегося сосуда и эффектная клякса, цветком распустившаяся на штукатурке, разрядили бушевавшие эмоции и вернули голове способность мыслить трезво и рационально. «Программу всё равно придётся переписывать. Нужна преамбула, в которой требуется изобразить царские инициативы как вынужденную уступку царизма под нажимом организации профессиональных революционеров, как результат борьбы партии за права трудящихся. В самой программе сделать акцент на то, что в царском манифесте отсутствует – свержение самодержавия, диктатура пролетариата и главное – право наций на самоопределение! Окраины империи будут нашими!»

Ленин достал из стола лист бумаги, запасную чернильницу и начертал первый тезис: «Великороссы в России нация угнетающая…»[113]

Подумав, прищурившись, будто разглядывает что-то, скрытое вдали, он, уже не останавливаясь, продолжил скорописью: «Великороссы занимают гигантскую сплошную территорию, достигая по численности приблизительно 70 миллионов человек. Особенность этого национального государства, во-первых, та, что “инородцы” населяют как раз окраины; во-вторых, та, что угнетение этих инородцев гораздо сильнее, чем в соседних государствах (и даже не только в европейских)…»[114]

Ленин оставил перо и подошёл к книжной полке, достал тяжёлый географический справочник, углубившись в чтение. Больше цифр! Обязательно правдивых и не оспариваемых – они рождают доверие к остальному тексту: «Нигде в мире нет такого угнетения большинства населения страны, как в России: великороссы составляют только 43 % населения, т. е. менее половины, а все остальные бесправны, как инородцы. Из 170 миллионов населения России около 100 миллионов угнетены и бесправны».

«Теперь на двух великороссов в России приходится от двух до трех бесправных “инородцев”…»

«Возможность угнетать и грабить чужие народы укрепляет экономический застой, ибо вместо развития производительных сил источником доходов является нередко полуфеодальная эксплуатация ”инородцев”…»