Император. Книга вторая. Ушаков

– А если нас разозлить? – поинтересовался я.

– Тогда капитан Шостак пустит на штурм албанцев. А уж те вырежут весь гарнизон без остатка, – объяснил мне Егор. – Арнаутам платят за головы, а не за пленных.

Турки, раздевшись по пояс, бегали на виду у французов, размахивай кривыми саблями и непристойно ругались. Сам Фетих-бей, нагой, мокрый от дождя, скакал и размахивал факелом. Требовал, чтобы французы стреляли в него, а он будет ловить пули зубами. У меня у самого от их вида и диких возгласов мурашки бегали по спине.

К полуночи все приготовления к штурму были закончены. Мы перекусили рыбной похлёбкой с чечевицей. Блюдо вкусное, но готовил местный кашевар и от души накрошил в похлёбку лука, чеснока, всевозможных трав… Варево получилось до того острое, что казалось, в желудке пылает пожар. Пришлось тушить его слабым вином, что майор Иванов не одобрял.

Приступ должен был начаться в любую минуту. Пушки зарядили. Приготовили штурмовые лестницы. Гренадёры примкнули к ружьям штыки.

Скорей бы, – ворчали канониры. – Промокли уже все. Как бы порох не подмочить.

Я чуть задремал, несмотря на холод и сырость. Как вдруг караульный на моём редуте поднял тревогу. Вскоре матросы привели дородного француза в гражданском платье. На расспросы, он ответил, что ему нужно срочно увидеть капитана Шостака. Дело касается сдачи крепости.

Его тут же отвели к капитану. Выяснилось, что этот француз в гражданском платье – сам комендант Люкас. Переговоры длились недолго. Сразу доложили Ушакову. Адмирал прислал реляцию. Была подписана капитуляция в доме одного из зажиточных торговцев.

По условиям в восемь утра обещано выпустить гарнизон с почестями. Пленных передадут на эскадру в распоряжение адмирала Ушакова. Французы могут личное имущество оставить при себе, но сдать оружие и возвратить жителям острова то, что отнято силой.

Узнав о договоре, греки вновь чуть не подняли бунт. Они хотели вешать французов или разорвать их на части, – мстить за все злодеяния.

– Как же так? – наседал на меня Гектор. – Мы столько терпели от них, а вы их запросто отпускаете!

– Это лучше, нежели при штурме погибли бы сотни наших матросов и ваших горожан, – возражал я и Метакса. Меня они могли не слушать, но Егор, как соотечественник, имел на местных жителей влияние, особенно, когда начинал говорить по-гречески, примешивая крепкие русские ругательства.

Шостак ответил недовольным знатным горожанам проще:

– Не нравится наш договор – штурмуйте крепость сами. А в придачу, я вам дам албанцев. С ними и устанавливайте мир на острове.

Заслышав о кровожадных албанцах, греки приутихли. Те не только крепость, но потом и весь город перевернут, все отнимут, а кто будет сопротивляться – вырежут без всякой жалости.

Французов выводили из крепости под конвоем наших матросов. Столь строгие меры предосторожности вызваны тем, что островитяне готовы были растерзать французов. Пришлось чуть ли не бегом добираться до пристани, где пленных тут же рассадили на шлюпки и отправили к кораблям. По дороге в них кидали грязью и гнилыми фруктами. Мне самому досталось яблоком по затылку.

* * *

На следующий день Ушаков со штабными офицерами высадился на остров. Его встречала огромная толпа островитян. Как только адмирал ступил на камни пристани, путь ему устлали цветами. Матери с младенцами на руках протискивались сквозь конвой и просили благословить детей.

– К чему это? – не понимал Ушаков. Спросил у старшин города.

– Как, к чему? – удивлялись они. – Наши священники объявили вас святым заступником и обязывают православных молиться за вас. Как святой Георгий изгнал Змея, так и вы совершили чудо, изгнав нечестивцев.

Шостак построил матросов в колонну, и мы вошли в город строевым шагом. Далее капитан ничего поделать не мог. Его, меня, других офицеров горожане подхватили на руки и понесли к роскошному дому, где в большой беседке, увитой виноградом, был накрыт стол. Матросов растащили по домам, угощали вином и фруктами. Но наши матросы до того были дисциплинированы, что не расставались с оружием, а к вину едва прикасались.

– Служба, брат, – говорили они расстроенным хозяевам. – Поесть – не откажусь, помолюсь с тобой вместе, но пить вино много не могу. Ты уж извини.

На главной площади, где французы установили Дерево Свободы с фригийским красным колпаком, теперь на высоком шесте реял Андреевский стяг. Над крышами домов тоже развивались Андреевские флаги. Над входами в храмы висели Андреевские флаги. Праздник шумел на центральной площади. Единственное, кому не нравилось всё это веселье – туркам. Вечером, гуляя по городу, я встретил Фетих-бея. Тот сидел на валуне в своей великолепной одежде и угрюмо смотрел на море. Я подошел к нему, хотел заговорить, но вспомнил, что не знаю по-турецки ни слова.