Выбрались на сушу. Бежать было неудобно. Почва скалистая, неровная, да и подъем крутой. Ружейные пули звонко шмякали по камням, разбрасывая щебёнку. Мне стало страшно, отчего я припустил ещё быстрее. Прыгнул в ров у самых ворот крепости, укрываясь от стрелков. Подоспели матросы. Вскоре притащили наше маленькое орудие. Мичман навёл на ворота и выстрелил. Прочные дубовые створки вздрогнули и распахнулись. Мы с криками «Ура!» ворвались в крепость.
Но французов нигде не было. Они удрали, побросав заклёпанные пушки. Я тут же ринулся к смотровой башне, взобрался по крутой каменной лестнице, вскарабкался на узкую пирамидальную черепичную крышу и сорвал французский стяг.
– Знамя! – крикнул я.
Мне подали Андреевский флаг. Я водрузил его над крышей. Отсюда открывался обзор почти на весь остров. Я видел, как по горной дороге отходят французы ко второй крепости. Один из стрелков прицелился в меня, но стрелять передумал. Пуля сюда не долетит. А в море белыми птицами, ровным строем шла наша эскадра. Меня заметили с кораблей, заметили знамя и дали салютный залп со всех бортов.
* * *
Французы укрылись в крепости Капсала, более мощной и лучше защищённой. Гарнизону предложили сдаться, но французы ответили отказом. Сама крепость стояла высоко на утёсе. Одета камнем. С моря бомбардировать её не было смысла, если только закидывать брандскугелями и гранатами. Через три дня эскадра, выстроившись в линию, на всех парусах прошлась мимо крепости, осыпая её бомбами. Внутри вспыхнул пожар, но никакого ущерба стенам не нанесли. Тогда Ушаков приказал организовать штурм с суши.
Адмирал сам, лично сошёл на берег и командовал сухопутной операцией. Единственная узкая дорога простреливалась французами, поэтому пушки пришлось тащить волоком при помощи канатов по каменистым откосам. Стволы снимали с лафетов и несли отдельно. Каждый матрос нёс с собой ядро или пороховой заряд. Ползли по скалам, сбивая в кровь руки и ноги. Я взвалил на плечо два связанных пороховых заряда. Один висел спереди, другой на спине.
– Осторожно, ваше благородие, – каждый раз вскрикивал Дубовцев, когда я спотыкался. – Чиркните раз о камень, бабах! – и нет головы.
Сам Дубовцев нёс в заплечном мешке два тяжеленых стенобитных ядра.
– Ох, не каркай, Иван, – сердился Метакса, помогая матросам тянуть канат, на конце которого был привязан ствол единорога. Ладони его уже кровоточили, но он трудился наравне со всеми.
Наконец вышли к крепости. Собрали орудие и вкатили его на небольшой холм. Тут же поставили плетёные корзины и начали наполнять их камнями. С кораблей принесли прочные жерди. Плотники стали мастерить лестницы, не жалея гвоздей.
Вечером в крепость направили парламентёров, с предложением сложить оружие. Французы ответили отказом. Утром, первого октября наши две батареи открыли беглую стрельбу. С крепости дали залп картечью. Свинцовый град осыпал наш холм. Мы прятались в заранее приготовленные укрытия. Но все равно было жутко слышать, как дробятся камни, и плющится металл.
Однако наши пушкари стреляли намного точнее.
– Это при качке трудно попасть, а тута, на земле, я воробья собью, – хвастался наш наводчик.
– Давай, давай, Никола, – поторапливал его фейерверкщик, держа фитиль у запала. – Гляди, они уже зарядили. Сейчас тебе голову снесут.
Ядра точно ложились в цель, сбивая французские пушки; врезались в верхнюю кромку стены, разнося кладку. Гарнизон упорно сопротивлялся. Но, как только была дана команда «На штурм», и гренадёры, подхватив лестницы, готовы были ринуться на стены, над крепостью взвился белый флаг.
– Ну, вот, ребятушки, – с облегчением выдохнул боцман.
Снял шляпу и вытер потный лоб, – первая виктория.
– Ура! – прогремело над батареей.
* * *
Адмирал Ушаков согласился на мягкие условия капитуляции. В крепости оказалось шестьдесят сем солдат, из которых семеро погибли, несколько унтер-офицеров, четыре обер-офицера, фельдшер и комендант. Французский гарнизон отпустили в Акону под честное слово. Офицеры поклялись, что не будут в течение трёх лет воевать против Росси. Местные греки радостно встретили наши экипажи. Угощали нас фруктами, вином, вывешивали на своих домах российские флаги.
Для нас это была первая быстрая победа. А если Ушаков сказал: как начнём, так и закончим, – никто и не сомневался.
– Разрешите обратиться? – попросил я адмирала, когда он выслушал доклады командиров.
– Обращайтесь, лейтенант Добров, – сказал Ушаков.
– Хотел спросить: я оправдал ваше доверие?
– Не то слово! – усмехнулся адмирал. – За поднятие русского флага над поверженной крепостью, тебе награда положена. Вон, и капитан Шостак говорит: ты при высадке так шустро нёсся в бой, что матросы за тобой еле поспевали. Молодец, Добров!
Занте