Император. Книга вторая. Ушаков

Я тут же бросился к одной из шлюпок, которую спускали на воду. К другой подбежал Егор.

– Ваше благородие, – закричал Дубовцев, и прыгнул в шлюпку вслед за мной. – Не совались бы.

Поздно! Лодку вмиг волной откатило от борта. Я еле успел поймать толстый жёсткий канат. Шестеро матросов налегли на весла. Дубовцев ведёрком вычерпывал воду, хлеставшую через борта нашего жалкого судёнышка. Я одной рукой сжимал канат, другой держал руль. Валы вздымались, и от кораблей оставались видны только верхушки мачт. Но когда мы оказывались на гребне, видели всю бухту.

Барахтались в бушующем море, казалось – вечность. Наконец удалось подгрести к «Казанской Богородице». Шлюпка, которой командовал Егор, немного отстала. Нам сбросили трап. Я первым успел схватиться за скользкие ступени, и тут волна оторвала шлюпку, а потом с неистовой силой грохнула её о борт корабля. Раздался треск. Подо мной в пенящемся водовороте я увидел Дубовцева.

– Хватайся, быстро! – и протянул ему ногу. Он ухватился за мой сапог. А меня уже тащили наверх несколько пар рук.

– Конец давай, ваше благородие, – прокричал мне на ухо коренастый боцман. Я не сразу сообразил, что изо всех сил прижимаю левой рукой к груди канат.

Матросов выловили всех – слава богу! Шлюпке Метаксы повезло больше, они заплыли под наветренный борт. Передали конец, и отплыли обратно к «Святому Павлу».

«Казанская Богоматерь» был зацеплен и крепко встал на якорь.

Ночью шторм немного утих, но небеса разверзлись нескончаемым потоком. Такого сильного ливня я не видел никогда. Вода пузырилась на палубе и не успевала вытекать. Марсовым было приказано покинуть мачты и спускаться в кубрики. Капитан «Казанской Богоматери», Мессер, высокий нескладный немец с огромным носом, только посмеивался и дымил трубкой.

– Откуда у него сухой табак? – удивлялся я, захлёбываясь в струях, падающих с неба. – И трубка не тухнет.

– Никто не знает, – отвечал боцман, утирая лицо широкой ладонью. – Заколдованный он. Вторые сутки торчит на мостике. Только кофе с ромом глотает. Другой бы давно свалился с ног, а ему – хоть бы что.

Молнии ослепительными стрелами вонзались в море, на мгновение, освещая ревущую пучину и берег с храмом Святой Софии на холмах. Гром разрывал воздух, будто десяток кораблей одновременно палили всеми бортами. Один из огненных зигзагов врезался в мачты фрегата «Григорий Святая Армения». Фок-мачта раскололась, но устояла. На судне вспыхнул пожар. Впрочем, ливень тут же его потушил. Ещё одни яркий зигзаг, и на фрегате «Сошествие святого Духа» верхушка грот-мачты вспыхнула свечой, сломалась и рухнула за борт.

Шторм продолжался три дня. Только утром восьмого сентября небо начало проясняться, а ветер стихать. Я перебрался обратно на «Святой Павел» Одежда промокла насквозь. Пришлось все с себя стаскивать и выжимать, затем обратно натягивать. Вымокло все, даже исподняя. В сапогах хлюпала вода. Шляпа превратилась в бесформенный кусок материи.

Меня и лейтенанта Метаксу вызвал к себе Ушаков. Вид у адмирала был усталый, но он бодро отдавал распоряжения и требовал крепкий кофе.

– Вы что устроили, мальчишки! – строго отчитал нас Ушаков. – Куда вы полезли в такую бурю? Что у нас гардемаринов нет? Кто вам позволил в шлюпки садиться? Вы хоть раз на вёслах ходили, лейтенант Добров?

– Все гардемарины были заняты, – попытался оправдаться Метакса.

– А если бы вы утонули? У вас, лейтенант Метакса, особая роль. Вы нужны мне живым. И вас Добров, попрошу не соваться без надобности в опасные авантюры. Император приказал вас беречь.

– Но позвольте! – возмутился я. – Мы боевые офицеры, а не самоварные барышни.

– Мы хотим испытывать трудности наравне со всеми, а не прятаться в трюме, как крысы, – поддержал меня Егор Метакса.

– Это бунт? – тихо спросил Ушаков у капитана Сарандинаки.

– Похоже на то, – согласился он, пыхнув трубкой, и грозно взглянул в нашу сторону. – Но, если им своей головы не жалко, так пусть воюют. Если судить по совести, так действительно, что они, крысы по трюмам прятаться, когда все на реях? А если по уставу, то в карцер надо их на трое суток.

– Останетесь на ужин без вина, – вынес вердикт адмирал. – А сейчас молиться, сушиться и вообще – привести себя в порядок. Что у вас за вид? К вечеру вы мне будете нужны.

Дубовцев оставил нас голыми под влажными одеялами. Сам с ворохом мокрой одежды отправился на камбуз, где ярко пылала печь, и можно было хоть как-то высушить платье.

Вечером к «Святому Павлу» пристал катер. На борт поднялся адмирал Кадыр-бей. Турецкий «Крокодил морей» был мрачен.

– Плохое предзнаменование, – сказал он Ушакову. – Давненько я не видел такой бури. Мы только хотели выйти в поход, но Всевышний даёт понять – удачи не будет.

– Обыкновенный шторм, – холодно возразил Ушаков. – Никаких дурных знамений не наблюдаю.

– Может, стоит попросить наших имамов рассудить?

– Имамов попроси молиться за нас. С походом затягивать не стоит.

Кадыр-бей хотел возразить, но замялся.

– Говорите же, – потребовал Ушаков.