Император Мэйдзи и его Япония

Создавая новые праздники и новые образцы праздничного поведения, государство далеко не всегда умело отменить устоявшиеся формы такого поведения. Поскольку в сознании крестьян основным предназначением брака является производство потомства, то в традиционной брачной обрядности значительное место занимала соответствующая символика. И жители одного города в префектуре Сага приготовили колесницу, на которой они установили гигантскую редьку – фаллический символ. Дело в том, что серебряную свадьбу зачастую именовали «дайкон» – «великая свадьба», что было омонимично «редьке»[230].

В мирный, казалось бы, день своей серебряной свадьбы Мэйдзи устроил смотр войскам не напрасно. В этом году армия получила долгожданную возможность показать, что она не зря обласкана императором и бюджетом. Япония почувствовала себя достаточно сильной, чтобы свести счеты с Китаем. Со времени проваленных в конце XVI века экспедиций Тоётоми Хидэёси на Корейский полуостров японские войска ни разу не отправлялись на континент. Националистическая экзальтация внутри страны подталкивала правительство к решительным действиям.

Корея стала основным внешнеторговым партнером Японии. В то же самое время Корея официально считалась данником Китая и корейский король (ван) Коджон, находясь на положении вассала, не имел возможности проводить самостоятельную политику. Переводя дальневосточные реалии на язык европейского колониализма, можно сказать, что Корея находилась под китайским протекторатом. Не только политическим, но и культурным – понятие «интеллигентный кореец» означало корейца, образованного на китайский лад.

В Корее в это время бушевало крестьянское восстание тонхаков – «восточное учение». Это было уравнительное религиозное течение, направленное против «западного учения» («сахаку»), т. е. прежде всего христианства. К приверженцам «западного учения» тонхаки относили и японцев с их «низкопоклонничеством» перед Западом, и даже китайцев. Фразеология восставших и их ритуалы представляли собой причудливую смесь из даосизма, конфуцианства и буддизма. Ответственность за свою бедность тонхаки возлагали на «продавшихся иностранцам» чиновников. Стены иностранных миссий в Сеуле были испещрены ксенофобскими лозунгами, над жизнями иностранцев нависла угроза. Правительство не имело сил обуздать восставших и призвало на помощь китайские войска. Телеграмма, извещающая о посылке полутора тысяч китайских солдат, была доставлена в китайскую миссию в Сеуле во время официального обеда. На нем присутствовали и японские дипломаты, которые не могли скрыть своей радости – теперь Япония получила превосходный предлог, чтобы направить в Корею свои войска[231]. Прикрываясь лозунгами о «восстановлении мира», в начале июля в Корею вошли японские войска. В отличие от китайских, их никто не звал. Теперь в Корее находилось 2100 китайских и 8000 японских солдат.

Перед лицом иностранного вторжения крестьянская армия и корейское правительство заключили мир. Однако ни Китай, ни Япония своих войск не выводили. Япония предложила Китаю совместно провести «прогрессивные» реформы в Корее, но получила отказ с одновременным предложением вывести войска обеих стран. Тогда отказались уже японцы – они потребовали, чтобы ван Коджон объявил о прекращении вассальных отношений с Китаем.

Набиравшая силу японская партия войны полагала, что вывод японских войск нанесет ущерб имиджу Японии: Корея, мол, страна независимая, а китайские войска все еще там. Действия Японии получили молчаливое одобрение Англии. Россия в то время сближалась с Францией и Германией, Англии требовался союзник. 16 июля в Лондоне был подписан японско-английский договор о торговле. Согласно этому договору, консульский суд в Японии упразднялся через пять лет, статус наибольшего благоприятствования предоставлялся обеим странам. Япония не сумела вернуть себе таможенный суверенитет, но зато Англия не возражала против присутствия японских войск в Корее.

23 июля японский батальон ворвался в королевский дворец в Сеуле. Дело тут же пошло на лад: не отрекаясь от престола, ван Коджон передал властные полномочия своему отцу Ли Хаын, носившему титул тэвонгун (регент), а тот уже через два дня объявил об аннулировании договора с Китаем и пообещал во всем советоваться с японским посланником Отори Кэйсукэ (1832–1911).