Император Наполеон

Кутузов достиг вершины своей полководческой славы, казавшейся ему самому невероятной. В откровенном разговоре с А. П. Ермоловым он признался: «Голубчик! Если бы кто два или три года назад сказал мне, что меня изберет судьба низложить Наполеона, гиганта, стращавшего всю Европу, я, право, плюнул бы тому в рожу!»[1145] Но с заграничным походом светлейший не торопился и предпочел бы вообще обойтись без него. «Ваш обет исполнен, - говорил он царю, - ни одного вооруженного неприятеля не осталось на русской земле. Теперь остается исполнить и вторую половину обета: положить оружие»[1146]. Но Александр I, переживший взлет от глубочайшего унижения к высочайшему торжеству, не хотел останавливаться на достигнутом.

Победа над «всемирным бичом» зла показалась царю столь грандиозной, что он не посмел объяснить ее ни патриотическим подъемом народа и армии, ни собственной твердостью, а целиком отнес ее к Богу. «Господь шел впереди нас, - говорил Александр князю А. Н. Голицыну. - Он побеждал врагов, а не мы!» Эту мысль царь выразил и в манифесте к россиянам от 25 декабря 1812 г.: «Итак, да познаем в великом деле сем промысел Божий!»[1147] На памятной медали в честь победы 1812 г. над Наполеоном Александр повелел отчеканить: «НЕ НАМЪ - НЕ НАМЪ - А ИМЕНИ - ТВОЕМУ»[1148]. Вдохновляясь «промыслом Божьим», он решил, что недостаточно отомстить «исчадию революции», врагу всех «Божьих помазанников» (феодальных монархов) и своему личному - за Аустерлиц и Фридланд, Смоленск и Москву, за подневольные обеты Тильзита и Эрфурта только изгнанием его из России. Теперь Александр посчитал возможным, с Божьей помощью, достроить шестую коалицию, возглавить ее и стать на правах коалиционного вождя Агамемноном Европы. Ради этого он проявил столько инициативы, настойчивости и энергии, что можно согласиться с мнением русских придворных историков: «Без Александра не было бы войны 1813 г.»[1149]

12 декабря Александр заверил английского комиссара при русском штабе Р. Т. Вильсона: «Теперь я уже не оставлю мою армию»[1150]. Он, правда, согласился на двухнедельный отдых Главной армии в Вильно, как только увидел ее. Армия, ослабленная на две трети численно, еще и «потеряла вид», что огорчило царя, а у великого князя Константина Павловича это зрелище исторгло крик возмущения: «Эти люди умеют только драться!»[1151] Лишь 24 декабря, отдохнув и подтянув резервы, Главная армия выступила из Вильно и 1 января 1813 г. перешла Неман, положив тем самым начало своим заграничным походам 1813 - 1815 гг. Командовал ею по-прежнему Кутузов, но вместе с ним в Главной квартире неотлучно пребывал сам российский император, готовый если не стратегически, то политически вразумлять старого фельдмаршала. Кутузов продолжал осторожничать. «Самое легкое дело - идти теперь за Эльбу, - ворчал он, - но как воротимся? С рылом в крови!»[1152] Впрочем, до конфликта между царем и фельдмаршалом дело не дошло. Уже в феврале Кутузов стал часто болеть; 28 апреля 1813 г. в силезском городке Бунцлау (ныне г. Болеславец в Польше) он умер - за четыре дня до новой встречи с Наполеоном.

Да, Наполеон к тому времени, словно из - под земли, по волшебству, уже собрал новую армию и спешил во главе ее к Эльбе.

Катастрофа, постигшая французскую армию, в России потрясла, но не обескуражила Наполеона, поскольку была воспринята им как стихийное бедствие. Он верил в себя, надеялся на преданность своих германских вассалов и на лояльность тестя, императора Австрии, а потому считал, что шестая коалиция не будет прочной и распадется после первых же его побед. Трудно было лишь собрать заново большую армию, а в том, что он поведет ее от победы к победе, император не сомневался, как не сомневался и в том, что эти его победы заставят смолкнуть охвативший Францию ропот недовольства его воинственностью.

Новую армию Наполеон создавал с магической быстротой, призвав под ружье половину новобранцев досрочно, в счет 1814 и отчасти даже 1815 г. Не только обучить, но и организовать их должным образом не было времени. Их отправляли в поход ротами, на пути к границе соединяли в батальоны, за границу они уходили полками, а к началу боев составляли дивизии и корпуса. «Разум отказывается верить, - вспоминал один из министров императора, - когда представляешь себе работу, которую пришлось проделать, и разнообразные ресурсы, какие сумел он найти, чтобы за пять месяцев собрать, одеть, экипировать и обеспечить боеприпасами такую армию».

«Но даже гений Наполеона, - справедливо констатировал Анри Лашук, - не мог создать из ничего хорошую конницу»[1153]. Для этого недоставало ни времени, ни источников пополнения конного состава, поскольку многие из лучших конных заводов Европы находились в Пруссии и государствах центральной Германии, выступивших теперь против Франции. Отныне недостаток кавалерии будет фатально тормозить маневренность войск Наполеона.