Император Наполеон

Да, народные массы Франции, в особенности крестьяне и солдаты, к началу 1815 г. уже так возненавидели Бурбонов, что буквально жаждали возвращения Наполеона. Современники вспоминали: «Не проходило, кажется, дня без того, чтобы в казармах не раздавались крики: “Да здравствует император!”»[1493]. А деревни полнились слухами о том, что Бурбоны уже начали возвращать помещикам земли, дарованные крестьянству революцией и закрепленные за ним Наполеоном. Проклиная Бурбонов, крестьяне взывали к Наполеону. «“Где он? Когда он снова явится?” Этот вопрос встал в казарме и в деревне раньше, чем где бы то ни было в других слоях населения»[1494]. Да и столичный люд все больше презирал Бурбонов. «Во время траурного шествия в день казни Людовика XVI из толпы раздавались крики, как в былые времена: “На фонарь!”, а любимая забава парижан заключалась в том, чтобы, привязав белую кокарду к хвосту собаки, гонять несчастное животное по улицам столицы, швыряя в него камнями и палками»[1495].

В сравнении с Бурбонами Наполеон воспринимался французами как Мессия. Вот поразительный факт. «Старую египтянку роялисты в Марселе заставляли кричать: “Виват король!” Но она не хотела - кричала: “Виват император!” Ее повалили ударами штыка в живот. Она приподнялась и, держа обеими руками выпадавшие внутренности, крикнула: “Виват император!” Ее бросили в вонючую воду старого порта; и утопая, в последний раз вынырнув, она крикнула: “Виват император!”». Комментируя этот факт (из книги Анри Гуссэ), Д. С. Мережковский заметил: «Да, люди так никого не любили, так не умирали ни за кого вот уже две тысячи лет»[1496].

Между тем Талейран успел решить первую из главных своих задач. С ловкостью фокусника он не только рассорил союзников, изощренно выпячивая и обыгрывая любые (территориальные, идейные, личные) разногласия между ними, но и стравил их друг с другом в соотношении «двое на двоих», а именно Англия и Австрия против России и Пруссии. Королевская Франция, естественно, приняла сторону первых двух, чтобы ослабить ведущую роль России и лично Александра I в Европе. 3 января 1815 г. Каслри, Меттерних и Талейран подписали в кулуарах Венского конгресса секретнейшую конвенцию, согласно которой Англия, Австрия и Франция обязались выставить против России и Пруссии по 150 тыс. солдат. Главнокомандующий войсками трех держав князь К. Ф. Шварценберг уже начертал план военных действий, которые решено было открыть к концу марта[1497]. Александр I так и не смог проникнуть в тайну столь удручающего для него предательского сговора «братьев» - союзников - не помогла ему в этом даже его любовная связь с «интимной подругой» Меттерниха княгиней Багратион.

В такой ситуации, когда три союзные державы готовы были ощетиниться штыками против двух остальных, 7 марта 1815 г. хозяева и гости Венского конгресса развлекались на очередном балу. В разгаре веселья среди танцующих вдруг началась паника. Засуетились государи, царедворцы, дипломаты и генералы. На Фридриха Вильгельма III было жалко смотреть. «У императора Александра, - вспоминала очевидица, графиня Э. Бернсторф, - лицо сделалось желтым, как лимон»[1498]. Только что примчавшийся курьер привез невероятную, как все ее восприняли, весть: Наполеон покинул Эльбу и высадился во Франции!

3. Прощание с Эльбой

Побег Наполеона из его миниимперии с целью вернуть себе Францию стал мировой сенсацией не только для современников, но и для историков, иные из которых доныне считают: «Это была самая сумасшедшая авантюра из всех, которые только можно себе представить»[1499]. Так могло показаться каждому в 1815 г. и представляется сегодня, если те, кто именно так себе представляют марш - бросок Наполеона с Эльбы во Францию, не учитывают или просто не знают одной из главных особенностей характера императора-его умения дерзать. Да, он смертельно рисковал, отплывая с Эльбы, но не меньший и даже еще больший риск он допускал и преодолевал на пути в Египет и обратно в 1798 - 1799 гг. или на Березине в 1812 г. Всякий раз, рискуя (казалось, безнадежно), он, во - первых, верил в свою звезду, а главное, с аналитической точностью рассчитывал свои возможности. Так и теперь, в феврале 1815 г. на Эльбе он сопоставил неприятие Бурбонов во Франции и распри внутри шестой коалиции, усмотрел в этом для себя шанс к возвращению на политическую авансцену (из эльбского задворья) и принял дерзкое решение: вернуть себе трон. Ему шел сорок шестой год, и он был полон сил, энергии, замыслов. Эльба была слишком мала для реализации его потенциала и планов. Масштаб его личности требовал по меньшей мере европейского, если не мирового простора, где он мог развернуться во всю свою мощь. Поэтому 11 месяцев эльбского «царствования» стали для него, по оригинальному выражению М. Франчески и Б. Вейдера, всего лишь «сюрреалистической[1500] паузой»...[1501]